* * *
Ты можешь идти по кромке земли, проникая в суть вещей, а можешь плыть по собственному океану, выстроенному в лабиринте коры старой ивы. Стрелки твоих часов мягко сгибаются, с трудом проталкивая воздух, уплотнившийся в прозрачный кисель.
Ты делаешь один из множества шагов по выжженной обочине, замечая движение, параллельное твоему ботинку. Сложное насекомое суетливо перемещается в сторону своей смерти, а твое гордое сознание подбрасывает тебе сляпанные наспех иллюзии, и ты думаешь, что ты знаешь о сути красной букашки или о строении и смысле, например, - придорожного булыжника.
Но что ты можешь знать о той бесконечности, которая составляет этот кусок материи? Разве можно познать бесконечность? Ведь микрокосмос так же бесконечен, как и знойное небо над твоей головой. Ты можешь поднять глаза и охватить взглядом горизонт, и уходящую в марево трассу. Ты можешь убедиться, что твой горизонт на сто восемьдесят сантиметров выше горизонта придорожного насекомого и в слепом неведении ты уже прочертил траекторию полета твоего попутчика, обозначив его финал.
Логическое сознание любит быть в неведении. Разве можешь ты знать все, что происходило вот с этим булыжником от момента его зарождения до момента его смерти. Процесс становления так же бесконечен, как и время, что занесло тебя игрой случая на данный отрезок бесконечного пространства, и той же игрой случая унесет в бесконечный мрак будущего.
Ты удивлен? Как же так, ты шел с твердой уверенностью нацеленного дула пулемета и считал, что твое местонахождение предсказано и записано сложным узором судьбы на берегу сумасшедшего океана? И ты, обжигаемый зноем, с удивлением поднимаешь глаза в зенит, моля провидение разрядить воздух до блеска стали. В далеком космосе вращается горячее яблоко, атомом которого вдруг овладело непонимание всего происходящего. А вокруг в плавном хороводе пляшут невидимые структуры, имеющие четкую и заданную как в компьютере программу. Их действия обусловлены звездой с условным названием "Солнце", и тепло, излучаемое нагретой Землей, заставляет их еще быстрее кружиться по своим орбитам. Твой путь проложен возможно где-то в дебрях этих атомов.
Но ты идешь по пропаленной бензином обочине автотрассы, а мимо, начиная с левого уха и из-за спины, проносится смерть в полуметре от хрупкого сосуда, осознающего себя. Весь мир проносится в нескольких секундах, возникая из небытия и проваливаясь снова в небытие, почти не задерживаясь в настоящем.
Настоящего не существует. А то единство, о котором ты имеешь мнение, что можешь им пользоваться, разве существует оно в настоящем? Разве знаешь ты, что станет с ним через пятьдесят сантиметров слева?
И это пространство, отделяющее тебя от небытия кажется непреодолимым, словно бы воздух здесь сложен из непробиваемых кирпичей, за стеной которого он размазывается от пролетающего с дикой скоростью куска стали, начиненного, как взрывчаткой, такими же живыми нейронами.
Ты слышишь шорох кузнечиков и видишь солнце в просвете между вздохами смерти, и вытягиваешь руку - ты хочешь погладить ее по теплому шершавому панцирю, хотя и понимаешь, что смерть не любит ласку. Она воспринимает это как жажду любви и с восторгом и визгом бросается в объятия жертвы.
Так вся твоя жизнь, возможно, как переход, - есть всего лишь бегство, и ты проносишься из одной непостижимой бездны в другую. Но твое непонимание охватывает лишь это пространство, это лезвие, отделяющее живое от мертвого, плюс от минуса. Что стоит сделать полшага в сторону, ожидая затылком ее прикосновение и легчайшее парение в пространстве палящего солнца. Что стоит молекулам воздуха пропустить сквозь себя атомы железа на бешеной скорости, ведь они даже не помнутся, в отличие от этой букашки, которая продолжает ползти, не зная о приближении моей ступни.
Все это проносится в мозгу твоем в доли секунды, и, скорее, машинально ты наступишь немного в сторону, и в это же мгновение краем плеча почувствуешь боковое движение, но слегка недостаточное, чтобы захватить тебя врасплох, и глаза твои увидят удаляющиеся силуэты темных стекол.
И все дальше и дальше, а от горизонта поднимается чистое-чистое небо. И земля в солнечной истоме прилегла на обочине автотрассы, а ты все созерцаешь линии, сходящиеся в точку, и определяешь их как реальность. Но реальность дороги условна и определить ее - это значит ограничить, ограничить бесконечный путь. Разве можно ограничить безграничность? Разве возможно определить реальность в понятии?
Но ты смеешься - реальность неуловима в понятии, она даже недоступна созерцанию вообще. Ее невозможно усмотреть, и эту трассу невозможно увидеть. Ее можно лишь пройти, ее можно лишь прожить. Эта дорога ведет в никуда. Хотя на карте есть надпись: "Потоки - Запселье".
1.3.92 г.