Девушка стояла в полутемной комнате, в пальцах ее догорала пачка писем. Рядом с ней на столике стояла пустая ваза.
Там, где луч, пробивающийся из-за шторы, падал на антенну телевизора, заблистала радуга; она дрожала, переливалась и медленно росла. Девушка вздрогнула и нечаянно толкнула вазу. Ваза повисла в воздухе; пачка перестала извиваться, и огонек застыл на ней, как нарисованный; радуга становилась все белее и превратилась наконец в маленькую прозрачную фею.
- Я пришла принести тебе счастье, - сказала фея. - Что тебе надо, чтобы стать счастливой?
Девушка стояла, приоткрыв рот.
- А ты можешь сделать счастливыми всех моих друзей? - спросила наконец она.
- Нет, - устало улыбнулась фея. - Я сегодня могу осчастливить только одного человека; а потом буду далеко.
- У меня есть друг, он мечтает стать великим музыкантом. Все говорят, что он зол и неуживчив. И к тому же уродлив и горбат. Он играет в баре на барабане. Можешь сделать его красивым и добрым?
- Ты уверена, что он тогда станет счастлив? - спросила фея.
- Конечно, - сказала девушка.
- Вот перстень, - ответила фея, протягивая крохотный мизинчик с бриллиантовым перстнем. - Посмотри в него - ты увидишь будущее.
Яркий свет в непроглядном дыму, очертания столиков, красные галдящие лица, сцену с четырьмя музыкантами - вот что увидела девушка. Три музыканта извивались над гитарами, четвертый, уродливый и горбатый, что-то яростно и истово вколачивал в свой барабан. Гасли огни; в пыльный зал проникал дневной свет; музыканты исчезали. Но вот свет уходил, цветомузыка зажигалась вновь, музыканты появлялись на сцене. Размахнувшись, один из них бросает гитару в зал, ударник выходит из ритма, прикрывая глаза, он выводит настолько сложный узор, что другие уже только оттеняют его. А он, в довольной улыбке оскалив неровные зубы, продолжает вести усложняющийся ритм. Возникает огромный оркестр. В нем ударник сидит позади человека с большим барабаном и играет теперь вслед за ним; а тот играет лишь в такт человеку с еще большим барабаном, который не шевельнет палочками без кивка человека с палочкой и во фраке. И гримаса отвращения появляется на лице уродливого музыканта.
Он сидит в полутемной комнате и по-прежнему бьет в барабан. С такой силой, такой яростью, что девушке становится страшно. Он колотит в него, подпевая себе хриплым голосом, и всю боль, весь гнев выражает его хриплый голос. У стены появляются люди; неподвижно стоят они, скрестив руки на груди, опираясь о стену тощими телами. Их все больше, молодые и старые, с лохматыми головами и обритые наголо, модно одетые и совсем не следящие за собой, с напряженными и спокойными интеллигентными лицами, с напряженными и спокойными полубандитскими физиономиями, напряженно обдумывающими что-то, безразлично отдавшиеся ритму - лишь одно у них было общее: странный блеск в глазах.
И когда музыкант кончает, поднимается рев. Тогда он воспаряет в полумраке над людьми и плывет вдаль, и всюду, где звучит его хриплый голос, ему вторит рев. И он, захохоча дико, по-звериному, рухнул.
- Он был счастлив, - сказала фея. - Будет, - поправилась она.
- А если ты сделаешь его красивым и добрым...
- Вот именно, - не дала договорить девушке фея.
Девушка долго молчала.
- У меня есть друг - мотогонщик, - заговорила наконец она. - Он мечтал стать чемпионом мира. А недавно разбился и стал инвалидом. Сделай его здоровым и счастливым.
Снова ожил кристалл. Круглые лампы операционного стола превратились в круглые от боли обезумевшие глаза, в призрачные вертящиеся колеса. Постепенно колеса начинают обретать реальность; спицы, тонкие и прочные, блестят в лучах солнца. Неуверенная нога нажимает педаль, мотоцикл катится, стадионы ревут, и колеса, сливаясь, несутся по круглому треку, и весь мир заслоняют сияющие счастьем глаза... И последний полет через круглое быстро вертящееся небо не способен уже заглушить этой радости, этого кричащего счастья.
- Он не стал чемпионом? - сдавленным голосом спросила девушка.
- Он мог стать им. Имея все то, что имели другие, выполняя все то, что выполняли другие, он мог стать им, вписав свою жизнь в длинный столбик других фамилий и уйти, уступая идущим за ним свое место. Он изведал бы все: радость, славу, забвение, горечь. Вместо этого он сделал то, что не мог никто другой. Он заставил судьбу вернуться назад, в жизнь, ушедшую в прошлое, где он был счастлив. И прожил не одну - две счастливые жизни.
Девушка задумалась. У нее начинала болеть голова.
- Ты считаешь, что так он будет счастливее? - произнесла наконец она.
- Да, - ответила фея.
Девушка облегченно кивнула.
- Но тогда подари счастье моему третьему другу.
- Тому, кого вечно преследуют неудачи?
- Ты знакома с ним? - удивленно спросила девушка.
- Он веснушчат, курнос и обо всех своих бедах рассказывает так, что весь мир начинает казаться веселым, искрящимся от счастья?
- Да! А ты его слушала? - засмеялась одними глазами девушка.
- Нет. Ему предстоит изведать все самое страшное, что есть в жизни. Он никогда не встретит меня. Но потом те, кого он будет считать погибшими, окажутся живы, чувства, которые он отчается встретить в людях, окажутся в каждом из них - но во многих они будут слишком глубоко запрятаны. И он научится видеть их. Он научится жизни, любви и ненависти. Нет, он пишет не стихи, - вспомнила, - новеллы! Он станет одним из прекрасных писателей вашего века...
- Не меняй ничего! - закричала девушка. И, подумав, добавила: Почему ты сказала: "вашего века?"
- Через десять минут я должна говорить с Жанной д`Арк, - объяснила фея, глядя на часы.
- Дай тогда счастья мне, - чуть слышно сказала девушка.
- Хорошо, - опустила ресницы фея и исчезла, растворяясь в луче.
Девушка ждала, что огонек побежит назад, письма станут такими, как были, ваза встанет на столик, за спиной зазвонит телефон, в теплой трубке раздастся знакомый голос...
Ваза с треском разбилась. Огонек побежал по ожившей бумаге и обжег пальцы; девушка, ойкнув, уронила письма на столик. Пахло дымом. На столике лежал пепел.
конец