"У меня был дед..." - это хорошее введение. У Эриха Фромма была интересная трактовка новой парадигмы К. Маркса: "Философы лишь различным образом об'ясняли мир, дело же заключается в том, чтобы его изменить", через отстранённость, в погоне за об'ективностью, непредвзятостью уходит что-то важное. Напротив, в заинтересованности проблемой находятся силы, заставляющие погружаться вслед за истиной; ибо во что же мы погружаемся? -
Мой дед 18-ти лет от роду добровольцем ушел на фронт - шла война с Польшей: даешь Варшаву! Троцкий, Тухачевский, Мировая революция. Он был из семьи старой петербуржской интеллигенции, не высшего слоя, конечно, среднего. Окончил гимназию, получил по нашим меркам блестящее образование - до конца жизни (он умер в 1979 году) прекрасно играл на фортепиано, свободно говорил по-немецки.
В 1976 году, после XXV с'езда КПСС, считал, что Леонид Ильич добровольно уйдет в отставку.
Он часто выступал в школах, на предприятиях - перед отправкой на фронт в 1920-м перед ним, в числе прочих, выступал Ленин (вероятно, и Троцкий, но об этом не говорилось) - это причислило деда к немногим дожившим до 70-х евангелистам, призванным нести Благую Весть.
Я очень любил своего деда. Это главное сейчас - я его очень любил.
Audiantur et altera pars
- этой формулой я начинал свои исторические изыскания. Грех отказываться от неё сейчас после смены идеологической атмосферы.
Сейчас мы знаем о Ленине, о Троцком, о большевиках вообще много, слишком много, чтобы судить верно: за разоблачающими подробностями уходит личность - теряется вопрос: Ради чего всё? - а без этого вместо личности остается одно маслянистое пятно.
Одно время историей занялись экономисты - вы помните: Г. Попов, В. Селюнин, О. Лацис. Потом социологи. Но оказалось, история - всё-таки самостоятельная научная дисциплина, имеющая свою, совершенно особую область исследования: конкретных людей в конкретных обстоятельствах. Только история по сути и занимается особенным, неповторимым - только одно неповторимое и существует реально, все схемы, законы - плод человеческого рассудка.
Узор на ковре - я любил в детстве перед сном рассматривать висевший у изголовья ковер с причудливым рисунком: так посмотришь - оскалившийся тигр, эдак - олень или буйвол с рогами. Вблизи рисунок казался одним, издали - другим.
В истории я начал с того уровня, каким закончил мой дед - с официальных версий. Предметы моих тогдашних мучений сейчас кажутся смешными: почему, например, в БСЭ нет статей о Троцком, Зиновьеве, Каменеве, Бухарине? Как удавалось врагу Троцкому так долго оставаться в Политбюро? - я начал изучать апокрифы - собрание сочинений Сталина. Это оказался очень серьезный материал, настолько, что в споре Бухарина и Сталина я сразу стал на позицию первого - этот вывод едва ли не поверг меня в шок.
Я проделывал путь вместе со всей советской историографией; кажется, книга Роя Медведева о Сталине имела подзаголовок типа: "Опыт прочтения несекретных документов". Материал для "Перелома" Отто Лацис тоже черпал исключительно из доступной литературы. Я делал то же, выводы напрашивались сами собой - легкость развращала. Поначалу я занялся Сталиным - дань моде.
Потом - Троцкий. Этот выбор, наверное, тоже не совсем мой. К Троцкому обращались все - как чтобы восславить революцию, так и чтобы ославить её. Ложь о революции становилась осязаемой - где же искать её истину, как не у Троцкого? -
Появилась "Интересная история" в "Идиоте" - название дано В. Новиковым. Потом начался шквал первоисточников, я едва успевал их перерабатывать, мои произведения пухли от цитат. В конце концов я задумал большую книгу о Троцком - уже пришло понимание Троцкого, как центральной фигуры Октября; удивительное сочетание её идеолога, буревестника, творца и историка делало его таковым. Тема революции ещё будоражила, обещала открытия - если не социологические, то исторические. Например, двоевластие не закончилось в октябре 1917, тогда переместился его центр тяжести; пожалуй, концом двоевластия стал разгон Учредительного Собрания, - представляете, какой простор давало обращение к Учредительному Собранию! - и далее, далее: гегемония города над деревней в гражданской войне; хозяйственная бюрократия в дискуссии о профсоюзах; преемники Ленина, что такое "небольшевизм" Троцкого и каково, отсюда, понимание Лениным "большевизма"...
Но я был очень занят, даже обещание открытий не позволяло сесть "всерьез и надолго". Потом я обнаружил книгу И. Дойчера и понял, что такой заинтересованности мне никогда не достичь; ясно, что моя книга получалась более разоблачительно-обличительной. Могла ли быть она другой тогда? - шел 1990 год.
1991 год - тема революции исчерпывается; открытий не дождались, но в их ожидании наелись разоблачениями - оскомина.
По инерции - уж больно много накоплено - я замыслил три этюда: "Программа мира Троцкого", "Перманентная революция Троцкого" и "Новый курс" всё того же Троцкого. Я как раз получил доступ к полным трудам Троцкого; когда везде затухало, меня всколыхнуло.
Два этюда из трех были опубликованы. Никто их, наверное, не читал. Но мне за них не стыдно до сих пор.
Третий этюд - "Новый курс" я так и не написал. Он должен был стать центральным в задуманной триаде: "Программа мира" явилась, по сути, вводом в проблему, тема войны и мира была для Троцкого краевой - через нее нужно поверить в личную честность и искренность Троцкого. А этюд "Перманентная революция" - в общем- то, главный в понимании политического стержня Троцкого - весьма скромен в выбранном отрезке времени и сделанных выводах; он как бы уступает место следующему - ненаписанному.
Третий этюд должен был разрешить вопрос о политическом отчуждении; вопрос оказался неразрешимым.
<<Кто будет отрицать, что в Революции оказался смысл?" - вопрос совершенно многоплановый, каждый открывает свои знаки - число их без счета, - я тоже открыл свой смысл.
Фарисейство. В борьбе с ним Ветхий Завет заменился Новым, ибо время разрушило его, от Завета не осталось ничего, кроме слов, ритуала; духовность без духа - это и есть фарисейство.
Две тысячи лет выхолостили и Новый Завет. Христианство само стало фарисейским. Весь XIX век был полон ожиданием нового Откровения - можно ли обвинять людей, искавших Его вне церкви?
"Так говорил Заратустра" и "Капитал" - два откровения, две национальные катастрофы.
Онтология зла. - Но разве Зло не может проистекать из поисков Добра? И разве Добро и Зло не имеют множество оттенков? У А. Солженицына было (в "Раковом корпусе"): судить о человеке только по делам его излишне рационально, - этим мы упускаем его внутренний мир, искания, борения, заблуждения. Надо выписывать индульгенцию самим себе.
Если хочешь обвинять - обвиняешь; если хочется понять - понимаешь. Мне хочется понять, у меня был дед...
"Марксизм умер, ибо с ним перестали спорить". - Кто сказал, что истины опровергаются временем? Это разные проблемы разных непересекающихся плоскостей: истины и времени. У каждого времени - свои истины. Они не опровергаются - они умирают. Слишком много было последователей у марксизма, чтобы дело заключалось в его логической правоте; истина не всегда логична. Люди поверили в марксизм, ибо он соответствовал их мировосприятию. Для своего времени он был истиной.
"Да, это так!" - говорил Троцкий об ужасах революции. - "Но у революции свои законы!" - с ним перестали спорить.
Многие, слишком многие прошли через марксизм, чтобы это было случайностью.
Многие, слишком многие прошли через революцию. А. Блок - попробуйте усомниться в его искренности!
Мир многолик, многообразен. Маркс был прав - но и его оппоненты, вполне возможно, тоже. Мир может быть описан прямо противоположными формулами. Наверное, потому что эти формулы конечны, а мир бесконечен, любая неглупая формула будет истинна, но ни одна из них всего мира не об'емлет.
Если бы был жив К.Маркс, он бы защищал свою точку зрения, и с ним бы соглашались. И марксизм бы жил до сих пор. Но Маркса нет, а его последователи - не Марксы, у них иная трактовка мира - и марксизма.
С ним перестали спорить.
Всё больше убеждаюсь в преимуществе вопросов: "задача философов - формулировка вопроса, а не ответа..." - Меня интересует негативная программа философа, воплощаемая в вопросе (ограничении и противопоставлении проблемы), а не позитивный ответ. В этом и только в этом - возможность синтеза в одной голове, одним мозгом всех мировых значимых идей. До К.Маркса, не исключая его за "плохое поведение".
Поэтому - читать и перечитывать Э. Ильенкова, С. Платонова. Наряду с Э. Фроммом, А.Камю, И.Ильиным, Н,Бердяевым. Это надо: после А.Солженицына читать Роя Медведева.
И личный опыт: начинаю ощущать чуждость "мира частной собственности" моему личному миру. Я приемлю тот мир как чуждый мне, внешний, я могу сосуществовать с ним - для внутреннего Я это не принципиально. Но внутрь себя я этот мир допустить не могу.
Может, это и есть коммунизм? - утопия распространения мира моего Я на внешний мир, принятие внешним миром законов мира моего внутреннего Я?
Это две проблемы: марксизм как философская, социологическая, экономическая и бог весть ещё какая система и революция в России. Революции было, по сути дела, всё равно, в какую форму вылиться; суть ее и логика от этого зависит мало. Может быть, меняется судьба, но и в этом я не уверен.
Диалектика (способность видеть мир в его противоречивости или даже вносить противоречия в непротиворечивый доселе мир) и софистика (обоснование априорно заданных тезисов с помощью диалектики, по сути, игра словами) - две стороны одной медали: такова диалектика!
Гегелевская диалектика и даже ее марксово толкование имели продолжением ленинско-троцкистскую софистику.
Несмотря ни на что...>>
Писать было некогда, а груз знаний давил, как мочевой пузырь. - В качестве компромисса зачата была "Феноменология фашизма". Рамки "Феноменологии", однако, оказались слишком узки, долг перед Троцким не погашался. Потом прибавилось внешнее: в редакции "Идиота" зашла речь о хохмах и я пошутил насчет продолжения "троцковедения". Новиков поверил и пропечатал анонс: "Лев Троцкий как зеркало русской революции" (эссе).
Время бежит. О Троцком не думается, не пишется. Писание, служившее средством познания, а не целью - мне так легче дисциплинировать мысль - потеряло смысл. Произведения остаются незавершенными.
Разве что иногда всколыхнет былое: Революция.
Здесь видно отношение человеческого сознания и реального мира. Революция рождается, развивается и умирает в своем продолжении, а надо ли? и в чём смысл? - Для Революции эти вопросы бессмысленны, она развивается вне их, в пространстве Революции таких вопросов нет и быть не может; они там даже не подразумеваются. - Человек же строит мир из себя. Для него это принципиально.
Это был их выбор: Троцкого, Корнилова, Керенского, Розанова. Они его сделали. Теперь - наша очередь. Это только кажется, что от нас ничего не зависит. Прошлое - не в прошлом. Оно параллельно настоящему.
Но не в смысле переписки истории. В смысле выбора. Нашего выбора. Каждый делает свой выбор. В этом - смысл.
Всё. Поверьте на слово: Лев Троцкий есть зеркало русской революции.
Русская Православная церковь канонизировала Николая Второго как великомученника - своею смертью и смертью близких искуплены все грехи. Почему бы не отнести это к Троцкому?
Революция ищет оправдание в своих результатах, но находит его только в причинах. Это - тоже выбор.
Революция смотрится в Троцкого и узнает себя и восхищается собой и ужасается себе...
1993 г.