Поздравьте меня, ребята! Сбылась моя мечта — полностью соответствовать названию издаваемого нами журнала.
В больнице, в которую я попал в конце прошлого года, врач Раиса Иванова поставила следующий клинический диагноз: «Преходящее нарушение мозгового кровообращения в левой каротидной системе на фоне токсической (алкогольной) энцефалопатии» (заболевание головного мозга, связанное с отравлениями, инфекциями, травмами, гиповитаминозами и пр. невоспалительными поражениями).
Благодаря покалеченной моей башке (половины мозга нет!) я понял следующее:
1. Сходить с ума желательно только понарошку, т.е. придуриваться. В осознании же того, что крыша едет, ничего приятного нет. Не верьте, если вам какой-нибудь художник, или поэт, у которого возникли проблемы с творческим вдохновением, и вообще, проблемы с творчеством, доверительно говорит: «Хотел бы я, чтобы у меня поехала крыша». Это они только хотят, чтобы у них поехала крыша. Пусть гашиш покурят... А вот когда крыша поедет, и на место не вернется, вот тогда послушать бы их... Хреновое это ощущение - ощущение ваты в голове. Нет ясности.
2. Стало отчетливо ясна проблема пожилых людей. Не верьте, когда говорят, что с годами человек становится мудрее. С годами человек только ТУПЕЕТ. Хотя, кажется, есть такие трезвые и здоровые старикашки, которые смогли сохранить в себе ясность ума. Вот уж не знаю, как им это удалось... Наверное, вели здоровый образ жизни...
3. «Когда Бог хочет наказать человека, он лишает его разума». Бог меня наказал вполне определенно. Вот только за что? За то, что бросил семью, сына, вернее, двух сыновей? За то, что публикую в своих дневниках всякое, а люди на меня обижаются?
Зато теперь я знаю, чем отличается придурок от дурака. Придурок разыгрывает из себя дурака, это ему занятно, и нам весело. Дурак же пытается казаться умным и отсюда его постоянные конфузы. Вот мне сейчас уже боязно придуриваться. А ведь я и за Высоцким наблюдаю некую стеснительность. Он что, тоже подвинутый?
Не хочу врать. И оригинальничать. И пытаться кого-либо удивить этой своей очередной колонкой редактора. Я устал. Ничего не хочу. Кажется, что все в этой жизни уже прожито. Осталось переживать страх перед наступающим состоянием немощной старости. Уже начал понимать пожилых людей. Я раньше к ним относился с высокомерным пренебрежением: мол, старые консерваторы — им бы только бы ничего не менять. Сейчас — с ужасом вижу в себе такого же старика. И догадываюсь, что их брюзжание, так раздражавшее меня — не от новых веяний, а от немощи физической и умственной, к чему я сейчас вплотную приблизился. Еще один щелчок по моему носу, или по голове, и — получите, Вячеслав, мозги и тело старого пердуна!
С ужасом замечаю, что боюсь всего вокруг: молодых людей на улицах, женщин, приходящих ко мне, бойких детей моих знакомых. Боюсь потерять работоспособность, потерять память, заболеть. У меня нет тыла — нет дома, семьи, родственники остались далеко в России... И уже нет той радостной энергии (заблуждения), которая бросала меня вперед и в стороны. Но больше всего этого я боюсь одного — врать. Себе и другим. Из-за этой боязни теряю друзей (вот — Виталий Сеньков вышел из редакции — обиделся, что я о нем написал в своих прошлогодних «Дневниках»), не побоялся потерять семью, теряю сына. Тяжко.
Пытаюсь вообразить некие маяки в своей ночи, да все напрасно. Не светит ни один.
апрель-май 1998
