(Записано Новиковым на диктофон во время праздничного застолья 19 декабря 1997 г. (день свадьбы Артура и Лены). Присутствовали Лена Исаченкова, Бэд (мл. брат Артура), Игорь и Татьяна Высоцкие, В. И. Брус, Лиля (сестра Лены), и др.
- В 53-м Сталин умер. Четыре года я не заметил. Потом родился... Может быть эти четыре года в утробе и пробыл... Никто же не знает, как рожает женщина... Меня четыре года, может, рожали...
- Потом вдруг задним числом я узнаю (я очень сильно каллиграфически писал...)... оказалось, что мои какие-то записи, типа сочинений, (которых я не писал), выставляли где-то в Москве, и которые даже вроде бы занимали какие-то призовые места... Не зря меня мама била по... тряпкой по морде. Это у нас семейное, в общем-то было... Половой тряпкой...
- Отсюда любовь к холсту... (примечание Василия Ивановича)
- Восьмой класс я заканчивал очень классно. "Три", "два", "один", "ноль". Четверок практически не было... И вдруг какой-то маленький прогресс в девятом, потом - в десятом классе. Я чуть-чуть как бы чеканулся, мне что-то вдруг заехало в башку, как будто бы нужно сдавать госэкзамены... Для меня это был вариант (кстати, недавно прочитал одну очень интересную статью, про одного мужика, которому очень часто снились пара каких-то, как бы это сказать, ну, не формул, а пара каких-то эпизодов, которые заканчивались именно сдачей экзаменов. Одновременно у одного очень хорошего мужика, имени которого я не помню, появился очень забавный материал, по поводу того, кто сдает экзамены во сне).
Так вот, эти сны, оказывается, и именно сдача экзаменов, преследуют меня именно как будто бы на протяжении сорока годов, да? я пытаюсь сдать экзамены. Экзамены очень хитрые. Может быть, это уже зависит от анализа самосна. То есть, мне не очень нравится, допустим, заявляю конкретно, когда говорят: "самоанализ", "самоконтроль", "самосон"... - это откуда берется? Что это как будто откуда-то, что-то... кто-то... чего-то... Никто ничего! Никто никогда никак! Это все происходит на базе именно своего саморегулирования отличных качеств, которые могли бы способствовать совершенно иному развитию вещей в этом мире, потому что мы в силу своих необычайно сраных обстоятельств не можем сосредоточить внимание на всеобщем развитии самого себя. Мы говорим о всеобщем развитии человека, забывая о том, что мы - маленькая такая, как это?..
... - Я сожалею о том, что нет тех анаболиков, после которых мы будем говорить на эту тему сегодня, вот сейчас, без них...
- Я думаю, что все это на тебя навевает Бог. А ты думаешь, что это ты думаешь. (Вас. Ив.)
... -Я немножко о другом. Я о всяком упоминании космоса, о инакомыслящих, грубо выражаясь, существах.... то есть я представляю себе эдакую формулу развития, при которой я не считаю, что где-то там существуют какие-то маленькие бяки с большими глазами, о которых в общем-то и идет представление в нашем веке, я не хочу просто думать о них, потому что есть еще меньшие бяки, с еще меньшими маленькими глазками, которые могут сделать очень много. То бишь, человек - это такая маленькая, может быть, клетка, впитывающая некую информацию, готовая присовокупиться к той большой клетке, но я еще не видел ни одного аналога... я мог читать... говна в газетах пишется очень много, и по ящику цветному тоже показывается очень много говна. Я до сих пор не видел той частицы, которая бы хотела со мной поделиться информацией души.
- Это самая классическая формула: "Если ты творишь, если ты что-то делаешь от души, значит, кто-то тобой руководит...". Давайте подумаем о другом. Никто тобой не руководит. Никто тобой не путеводит, не пулеводит, не попу водит и не хуеводит...
Давайте думать. Был один мужик, нормальный, классный мужик - Филонов, который сказал: "Идти нужно от частного к общему!" Он встал против Чистякова и сказал: "Давайте делать так!" Все сказали: "Пошел ты, мужик, на хуй!" Они сказали как будто бы нормально, а на самом деле они ошибались, потому что сейчас то же самое клонирование говорит нам о чем? "Мы из каждой клеточки получим козу". Ты выехал в лес, потерял клетку на суку, или с барышней поговорил и твоя клетка прицепилась задницей за ветку. Так что получается?.. Они возьмут эту клеточку и сделают из тебя двойничок. И из этой маленькой-маленькой клеточки (это частное от всего организма, да?)... получился общий дебилизм. Он был прав!
Он был настолько прав! Он и этому, и этому, и тому доказал свою правоту. Я просто поражаюсь его гению. И он правильно делал! Если он хотел нарисовать глаз, а потом руку, то он рисовал от глаза через вот эту костяшку, через все жилы, все вывихи, которые по жизни нас преследуют, вот именно к этой запятой, которую поставит эта самая фаланга, самая последняя, неокольцованная, страшно вымученная, во всех своих златых объятиях, чтобы не произошло последнего оцепенения пред этим злаком ощущения тающего во рту, типа: "кожура от пепла", которая просто сочится, источая грусть и ненависть ко всему тому, что может быть совершенно невосприимчивым к организму, который воспитывает совершенно иную гармонию злаков, развивающихся в окаменелой мышце, схвативших свою собаку, укусивших глаз, (я не знаю, что еще!) или... так я про что?
- Да, про девятый класс... В девятом классе у нас была очень красивая классная, Софья Иосифовна, это очень красивая была женщина, потому что я ее очень боялся... Впрочем, как и Софью Семеновну, которая мне сказала после того как я закончил восьмилетнюю школу: "Исаченков! Где вы учились?" Я сказал: "Ну, в 32-ой школе". "Двойку я вам не поставлю, потому что я знаю, у кого вы учились". Школа по стечению ряда обстоятельств после моего обучения в ней была приспособлена для умственно отсталой категории развивающихся существ.
- Да, у них не было вытяжного шкафа, у них не было этого, у них не было того... поэтому я вдарился в музыку... Музыка была очень интересной. Битлз, Роллинги, но больше всего мне почему-то нравилась группа "Блэк Саббат".
Для меня она была очень мощной группой. Эта музыка каким-то образом долетала до самых потаенных фибр моей души. Мне нравился этот мощный бас. Может, он будил что-то во мне? Я знал ребят, которые увлекаются этой музыкой, которая для некоторых и не существует, фотографиями групп, которых тоже якобы не существует, но они существовали тогда, эти фотографии, правда, черно-белые, и на них можно было тогда сделать рубль-два, три четыре, на них и делали рубль, два, три, четыре... Делались именно для того, чтобы приобрести альбом той группы, которая занимала верхний чердак головы. Альбом по тем временам стоил бешеные деньги. Когда человек зарабатывал девяносто рублей, и вдруг отдать за альбом 25 рублей - это было очень здорово... А мне почему-то нравилась вот именно эта группа, группа "Блэк Саббат".
И мы пели. А пели мы, самое интересное... чуть-чуть Битлз, чуть-чуть Роллингов, то, что было тогда на сорокопятках, и весь наш репертуар строился на этом. И вот мы пели-пели-(пили?), а потом мне вдруг почему-то захотелось играть. Я там где-то даже стучал на ударных установках. Ударная установка представляла из себя... ничего она из себя не представляла, и потом в один прекрасный момент... (Меня в девятом классе на новогоднем вечере прозвали зайчиком, как будто бы, наверное, из-за моего белого свитера до колен, который связала мне мама) Я сидел на ударных, а потом меня попросили: "А ты сможешь спеть эту песню?" И мы спели, вот Бед помнит. Я спел...
"Брожу хмельной, с утра хмельной,
но не вино тому виной,
твердят друзья, что сошел с колеи,
что пью все время я, а я пьян от любви,
от слов ее и взора я пьян без ума
от улиц, по которым прошла она..."
И вдруг эти старшие ребята, десятиклассники, перед которыми мы просто преклонялись, вдруг говорят: "Ты классно поешь! Слезай с ударных и пой!"
И вот, начиная с девятого класса по десятый я спел очень много разного дерьма.
(тут принесли с кухни горячее, и Артуру не дали продолжить)
Продолжение записи 10 августа 1998 г. (около 1-2 ночи) присутствуют Никита Базан и ....(?):
В то время все были подвержены какому-то музыкальному засилию. Музыка заполонила все... Старшеклассники меня попросили спеть пару вещей, как будто бы очень банальных, я спел. Они сказали: "Будешь петь!" Очень много значил тогда один год разницы в возрасте - в школе. И вдруг на Новый год мы пробуем петь Битлз, Роллингов...
(кассета закончилась - несколько фраз не записалось)
... Ну, попросили спеть песенку. Песня эта была в их репертуаре, и мы ее пели. А поскольку они старше были, все карты им в руки. И вдруг - получается. Вери гуд. Они говорят - ну давай. Я пою. Они говорят - ну, батенька, у тебя классно получается. Ты поешь эти вещи нормально. И с тех пор понеслось. Значит, девятый класс - я пою. Потом мы устраиваемся - при нашем, витебском УБОНе, и был там такой нормальный мужик. Он говорит - ты - тенор, он - тенор, этот - тенор, все - вы поете. И вот мы попели чуть-чуть, а потом получилась поездка в Венгрию. Это было в 74 году. А у меня тогда волосенки были такие классные, длинные. Он говорит - мы все поедем, конечно, отлично поете, все классно, только, батенька, нужно постричь его - ну, нехорошо это. Битлз, да? Патлы по плечи. Я говорю, не буду стричься. Они мне - ни хрена себе, ты что, в Венгрию не поедешь из-за волос своих? Я говорю - не поеду. Вот как они есть, так и поеду. А если нет, так и - нет. И не поехал. Это вот была в общем-то, первая самостоятельная выходка.
Отличные были голоса. Тенорки такие, прямо колокольчики, звенели. Нас обрубили - значит мы не едем.
- В семьдесят четвертом я заканчиваю школу, пробую как будто бы поступить в институт, но у меня ничего не получается.
- Тогда еще набор был не 100 человек, а пятьдесят. Батька ничего не делает, хотя в институте на тот момент работают очень много его знакомых и однокурсников. Получилось как в том анекдоте: "Кал сдал, мочу - сдал, на математике - завалился". Я сдаю на пять баллов черчение и рисование, за математику мне ставят два балла. Это целая история была. Потом конечно, этому преподавателю ввалили, даже не потом, в принципе, а в присутствии меня. У него просто спросили: мужик, ты что, не понимаешь? Посмотри - вон туда в ведомость - там три, четыре, да? и если две четверки, то очень хорошо. А у этого пацана - две пятерки. Он вообще должен был идти прямо. Кто ж знал, что так просто - арифметика?
Короче, мне сказали: придешь на следующий год. Вот и год для меня начался - 75-ый, познавательный - мальчишник, грубо говоря. Работаю учеником печатника типографии Коминтерна. Из-за своей "наблюдательности" переведен в упаковщики. В 1975 поступаю в институт. Свои правила, женщины интересные... Ну а, будучи пацаном - разбираться в женской интуиции сложно. Я лично не стал. Каждый интимный показ ажурности нижнего белья на меня очень сильно действовал. Бывало по этому поводу и напивался, так напивался, что все забывал, конкретно забывал. Наверно мне просто нравилось. Конкретно нажирался. Был такой случай. Ради того, чтобы подслушать, что говорят обо мне, я притворился очень пьяным. Настолько пьяным, что смог не реагировать на то, что в глаза и в рот заливали одеколон. Мальчишеские дела. Нормальный мальчишка. И нормальный вывод. Я послушал, конечно... Но ничего из этого как будто бы не понял. А разгильдяем был, конечно, конкретным...
- Очень жалко было и обидно до слез, до усрачки, когда посадили. Зная, что ребята учатся, а я мешаю глину ногами... Слава богу, что отношения были классными. Поэтому ребята приезжали ко мне и общались со мной. Через год я встретился с Валентиной Михайловной Наприенко, моим преподавателем живописи, было такое чувство, что она просто не знала, где я и что я, несмотря на то, что были очень интересные документы вывешены на первом этаже института по поводу Исаченкова. Она сказала: Артур, мы тебя ждем, и будет очень здорово, если бы ты продолжил учиться в институте.
- Ну вот, прошло два года. Я уж не буду рассказывать, что было за эти два года... другая история - много чего было. Пять месяцев тюрьмы. За свои "художества" на стенах неоднократно помещался на кичу, объявлял голодовки. Пел песни, получал кирзой по ребрам и т.д. Приезжаю к своим ребятам, с химии, залажу на кафедру и слушаю, что им преподают на третьем курсе. После этого прослушивания я сам себе сказал: неужели для того, чтобы слышать сие опусничество, мне нужно поступать на худграф, а потом еще три года сидеть там и ждать то, что сегодня услышал?
Я даже не поверил своим ушам. Мне очень тупо стало... И я конкретно сказал себе, что я никогда на этот самый худграф не позарюсь. Потому что то, что там говорилось, это не то чтобы смехотворно, это бред. (Я не говорю о тех преподавателях, которые действительно давали знания, знания, каким-то образом приближающиеся к творчеству... тут уместно вспомнить Мемуса Александра Иосифовича, Наприенко Валентину Михайловну, Семенова и, пожалуй, больше никого. Потому что из всех преподавателей я только перечисленных знал. По имени и отчеству.
- Вот так все и понеслось, а потом и закрутилось... То есть они остались для меня моими учителями. Хотя они ими и не являются. Поскольку...
... А потом начинается самое интересное. Я пропускаю то время, когда я был на оршанском Баме так называемом - это отдельная история. Я вот такой как будто мальчишка 20-ти лет, 17 мая 1978 г. приезжаю в Витебск. На МАЗе. Ноги трясутся, руки трясутся, я не знаю, куда мне сунуться. Я устраиваюсь к батьке в УБОН. В то время там работают Сахаров, Досужев, Мирзоян... и еще много других ребят. В 79-ом году с батькой мы не поделили контейнер. Меня уводят на ЗЗС. Я уши и развесил, довольный, счастливый, блин, дали работу - сейчас я тут развернусь! Но - ноль. ЗЗС. И бюро промышленной эстетики. Тогда это было модно. Я постарался сделать так, чтобы все художники ушли с этого ЗЗС. Так и получилось. Все ушли кто куда. Часть уехали в Рубу. Два человека бросило все это дерьмо. Работаем в Рубе. Неполный год. Отличные ребята. Ничего не могу сказать. Просто классика! Что хочу, то и вытворяю. А почему бы и нет? Если приходят нормальные ребята и говорят: "Ты тут такие классные витражи варганишь!" А как их не варганить, когда делать нечего в мастерской. Давай меняться? - Давай!. Ты нам свои витражи, а мы тебе - инвентарные дела. Что хочешь! Шкафы, седалища и т. д ...
- Я жил нормально. Приезжал на работу когда хотел... и вдруг бац - меня подворачивает мой гастрит. Я выпиваю бутылку молока и через пять минут выдаю из себя кефир. Больница. Хороший врач Шебеко. Царство ей небесное. Меня Ариком все время называла. Когда я попал в больницу, она меня спросила: "Ой, Арик, как это тебя угораздило?" А чему удивляться после тюремной пайки...
Провалялся недели две, потом все было очень просто: приехал в Рубу инспектор из горисполкома В. Вышка. А с ним его брат А.Вышка. Пока суть да дело, поговорили с ним. Я не знаю, как он там оказался, может, просто приехал из интереса, за компанию. В разговоре выяснилось, что у нас есть общие знакомые. Может он знал чуть-чуть про меня от Коли Лепли... может, не знал, тут сложно говорить об этом. "Давай-ка мы лучше будем работать на телезаводе. Ну, чего тебе здесь в Рубе делать? Раскинул я мозгами, а и впрямь - что здесь делать... Даже и не то чтобы нечего делать - я в общем-то всю как будто бы жизнь был на "поводу". Меня вообще не интересовало - кто, чего, зачем и куда меня тянет с собой. Мне было интересно менять среду обитания. Будучи "свободным", вольным, я чувствую некую зависимость, к которой не отношусь никак. Наверное, не зря она поэтому существует.
- Так я очутился на телезаводе в бюро рекламы и спроса. Шеф пообещал всякого добра, и что через год хату получу... А как время пришло, пошли какие-то разборки. Не понравилось мне, что - пообещал и не сделал. Я и возник конкретно. Лев чего-то не подрасчитал, наверное, со мной. М.б., возлагал слишком много якобы надежд. Но зато благодаря ему, что самое интересное, я по Прибалтике покатался - недолго, правда, но покатался. Так получилось в один прекрасный день - у нас конфликт. По поводу того, что мое художество "в Чите не воспримут с бодуна". Скорая помощь. Инфаркт. Ну и говорит он мне тогда - ничего ты не получишь, батенька, как я тебе и обещал. Потому что ты говно. Ничего не оставалось делать как сказать - "Ну, Ефимович, ты тоже - говно". И еще хуже. Приехала скорая помощь, забрала его. Тут как раз на телезаводе клич подали: кто хочет кооперативное участие типа хатки - вперед, на баррикадные стены - я и подался. То есть даже не я подался, а меня наши девчонки надоумили, так как ловить больше нечего было. Хорошие девчонки. Я и подался, на три года. Полтора проработал каменщиком третьего разряда. Как-то раз поспорил с "кирпичом". Он мне сказал: Даешь вертикаль? - "Даю". То есть проверка на вшивость. Он проиграл. У меня четвертый разряд, но неофициально. Вот у этой шишки, что на Строителей - я углы заводил. С третьим разрядом там нечего было делать. А сколько там хоронили бетона!.. Я хорошо помню, что там делалось.
А потом вдруг вспомнили через полтора года, что оказывается в количественном составе присутствует какой-то художник. Тут как раз при этом СМУ есть еще и ПТК. И там вдруг увольняется художник. Тут вспоминают - есть такой художник, ага. Исаченков. Подходят, спрашивают: "Вы художник, да? Бюро рекламы и спроса? Нам это годится". И полтора года я пашу в ПТК. А в общей сложности получилось три года. Об этих нюансах не нужно говорить потому что.. ну как? Там красивые вещи, конечно были... Я там рисовал свою первую цветную графику, 87 год. Красивую графику рисовал. Шеф мне как будто бы запрещал. Забегает - допустим: "Еб твою мать! Ты что? Гад, ты нарисовал нам молнию? Объявление написал?" - "Да нет еще, сейчас все напишу". - "А что ты тут рисуешь?" - "Да одно другому не мешает". Нет! ему все мешало. И потом я перешел на эту карандашную графику, мелкую. Он забегает, я сразу закрываю этот маленький листик, 13х8, листок закрываю и пишу: "Объявление". Он туда-сюда, по углам - все нормально.
Ко мне друган, Валерка Олькович приезжал, у него до сих пор шутка в ходу: "Не стой под краном - убьет". Помнишь, такие таблички были? Он говорит: "Я просто не понимаю, как вот ты можешь это делать?" Я говорю - очень нормально. Смотри. Пишу трафарет: "Не стой под краном". Меня и вызывали, и то, и се, а художники до моего назначения на это место - художников-то не было. Была должность - маляр шестого разряда. Ну, а этот мальчишка, он просто провинился, подвыпил. Его подловили и потом на нем сильно играли - он и белил, и красил, и крышу гудроном покрывал и много всего другого. Но я-то этого тогда не знал. И он мне говорит: Нужно покрыть крышу. У меня же написано: Маляр шестого разряда. Я в принципе должен это делать. А я говорю - давай я буду тебе крыть крышу, или делать наглядную агитацию. Он говорит - нет, ты будешь делать и это и это. Я говорю: не понял. Если я маляр шестого разряда, то конечно, я должен крыть крышу, но уж ни в коем случае не писать ни объявлений ни наглядной агитации. Могу заборы красить, хочешь?. Нет, он мне говорит: ты будешь делать то, что я тебе скажу. А я говорю: нет, мужик, ты ошибаешься. Вот тот, который до меня был, художник, вот он мог и крыши красить и писать объявления. Давай мы установим нормальную вещь: или я буду тебе заборы красить или я буду писать объявления. Скандал. Он вызывает какую-то комиссию из какого-то СУ. Кстати, в этом СУ, в высшем эшелоне работала жена Дундина. Интересная женщина. Я подозреваю, что его мастерская, о которой так много говорят, организована не без ее участия. Это хорошо. Это хорошая возможность. Я первый раз встретился тогда... Я ведь не только не знал, я даже не мог себе представить, что так можно воровать.
И вот мы сидим там, бабы какие-то приходят, холодильник стоит. Могила какая-то. В общем, происходит все, что способно занять периферию развивающегося мозга. И тут же утопленник, рядом, где мы как будто восславляем отечество на плечах своих литых. Выставки открываются, много всякого красивого дерьма. Ничего не могу поделать.
Короче говоря, в 87-м году заработал я кишками трехкомнатный кооператив. Жить да жить, ан нет...
(На этом кассета закончилась. К великому сожалению, не нашлось подходящего случая продолжить запись воспоминаний Артура, и остается только надеяться, что к следующему номеру мы сможем это сделать).