Не, ну я не делю людей по национальному признаку. И тем более по тому, в каком городе кто живёт.
Но есть такой славный городишко, который я всё же не очень люблю. Особенно его жителей.
Они такие, бля: На первый взгляд вроде ничего. Но это пока близко не узнаешь.
Еду я с приятелем с Югов в поезде. Сидим, пиздим, пивко-хуйко потягиваем. Поезд идёт в Москву. Мы там должны пересесть и доколдыбать до Питера.
Куря в тамбуре, вижу двух чувих. Ничего такие. Загорелые, сиськастые, поглядывают кокетливо. Намекают взглядом на соитие, короче.
Ну я там павлином заходил, тоже кокетствовать начал. Разговор завёл, туда-сюда, мол поебаться не интересуетесь? Ну не так конечно сказал, а в интеллигентной форме. Чайку может, говорю изопьём, всё такое...
Обрадовались девки. Давай, говорят, отчего бы и нет.
Короче, они к нам в купе путём обмена переехали. Тётки - супер. Весёлые и не душные.
Не-е: Всё культурно было. В том смысле, что никаких тындер-пындеров не устраивали. Мы дулись в карты и трепались о том о сём. Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу, как говорится. Они оказались врачами. Одна - акушер, другая - гинеколог. Москвички, бля. Коренные.А мы с друганом в Питере в тот период заканчивали медицинские институты. Так что было о чём попиздеть.
Расставание в Москве было долгим и трогательным. Рассовывание телефонов по карманам, поцелуйчики на память, всё как надо, словом.
Потом созванивались, усюсюкали друг-другу в телефонные трубки.
Доусюсюкались нахуй:
Пригласили они на Новый Год меня. И корефана моего тоже пригласили. Но он, сучок херов, как жопой чуял: Не поеду, говорит, и тебе не рекомендую.
А я глумился над ним, и говорил, что он ссыкун и импотент.
Ну я собрался, напидорился, купил дублёнку распиздатую, и 29 декабря ранним утром проснулся в столице.
Конечно, я хотел ебстись. Не то, чтобы уж очень, но во всяком случае, не отказался бы.
Встречает меня одна из них у метро. И первое, что я слышу после обоюдных приветствий, это грустную историю про какого-то хуилу, которого она любит, а вчера с ним посралась. И всё так в красках, живенько так. Мол, и сердце у неё щемит, и аппетит пропал, и проблемы со стулом начались.
Ну, думаю, нахуя я сюда приехал? Дрочить и дома в ванной можно. Даже лучше. Привычней как-то.
Короче, живём мы с ней одни в квартире, попиваем водчёнку ежевечерне, рассуждаем на умные темы. А ебаться я не лезу! Она же другого любит. И рассказала мне о нём. Спрашивается, зачем? А за тем, что бы я к ней не приставал и держал себя в руках.
Так я рассуждал, пропадая в ванной два-три раза в день. Там-то я как раз и держал себя в руках. В прямом смысле.
Мы за два дня сходили в театр, в Макдональдс, ещё куда-то. Проебли кучу моих денег. В отношениях вдруг начал появляться едва заметный напряг.
31-го, предварительно разогнавшись дома, мы поехали ко второй подруге, встречать Новый Год.
Вот тут-то всё и началось.
Бабы долго о чём-то пиздели на кухне, не пуская меня к себе. Бой курантов я встретил в гордом одиночестве. Где-то пол-первого они, наконец, вышли, сели за стол и тут я понял, что меня просто НЕТ.
Я не красна девица и не нуждаюсь в повышенном внимании. Но когда ты спрашиваешь, "а что там у вас в этой тарелке за салат", или "чего вам налить, девчонки", а на тебя нет вообще никакой реакции, это начинает чисто заябывать через какое-то время.
В общем, я стал сам себе наливать, чё-то там шутить, смеяться над собственными шутками. Но рамок приличия не переходил.
Наступило такое похуистичное опьянение. Мне уже и девки-то не нужны, и так заебательски: Они ходили гулять куда-то, потом возвращались, я уже не обращал на них никакого внимания.
Часам к шести утра вижу, начали собираться. Ну я и говорю, мол, Ира, попиздовали домой. А она мне грустно так отвечает: "А ты вообще, ехал бы к себе в Питер нахуй"
Тут я слегонца дался диву. Думаю, шутки шутит.
Дорога до её дома была мрачной и скорбной. Вторая девка тоже поехала зачем-то. Я плёлся за ними, как насравший в тапки кот.
Дома я уточнил на всякий случай, правильно ли я понял, что должен съёбывать? Они радостно закивали в ответ. Правильно, говорят, попутного ветра в горбатую спину. А эта, у которой я жил, говорит мне:
- Ответь мне на один вопрос. Ты вообще, ЗАЧЕМ приезжал?
Ну, говорю, так чиста, обстановку сменить.
Ну-ну, говорит, тебе десять минут на сборы и можешь сделать два телефонных звонка.
Я, как наскипидаренный индюк, заметался по квартире, собирая монатки и куда-то звоня. Но кто возьмёт трубку первого января в семь утра? Идиотов-то нет.
Тут ещё важно отметить такой ма-а-аленький нюанс.
Из всех бумажек, что были у меня в кармане, ценность представлял только обратный билет на третье января. Самый дешёвый из всех возможных, на какой-то задроченный сидячий поезд. И всё. Денег у меня уже не было. Практически. Ну, рублей двадцать пять от силы. Всё на них потратил.
Уходя я вежливо попрощался, пожелал им успехов в Новом Году, извинился, и нагло взяв из холодильника бутылку водки, вышел на лестницу.
Спускаясь вниз, я был на девяносто девять процентов убеждён, что меня окликнут и вернут. Ну, думаю, я ещё поломаюсь сначала.
Я в корне ошибся. Меня никто не догнал, и я вышел в незнакомый город без денег и надежд. Мрачно бредя до метро и прихлёбывая водку, я пытался составить хоть какой-то план действий. Было ясно, что в случае сдачи билета, на другой мне уже не хватит. Домой не позвонить, пожрать не купить, хуйня полная и попадалово конкретное.
Все попытки допиздеться с проводниками потерпели фиаско. К четырём часам дня я отчётливо увидел в сантиметре от лица костлявую руку Великого Голода.
А всё-таки от жажды смерть гораздо мучительнее.
Так рассуждал я, задумчиво прожёвывая грязный городской снег.
Оставался один выход: сдаться властям.
Но уже подойдя к ментовскому пикету, я вдруг сообразил, что менты явно захотят выяснить, что я делал в Москве. И свяжутся с этими ведьмами в человеческом обличии. А я хуй его знает, чего они могут про меня наплести.
Всё, выхода не было, и я начал всерьёз обдумывать вариант сбора милости у сердобольных москвичей.
Я начал подходить к случайным прохожим и сбивчато просить подкинуть рублик-другой на билет до дома. Но на все мои жалобные блеяния, люди только косились на мою новую дублёнку и испуганно шарахались в сторону.
К одиннадцати вечера жрать и спать хотелось больше, чем дышать. Уже приближаясь к состоянию голодного обморока, я, не соображая, что делаю, сдал билет на третье число и купил себе два вонючих пирожка. Кровожадно сожрав их, я пошатываясь поплёлся вдоль стоящего поезда, тоскливо глядя на сытых и довольных граждан, загружающихся в вагоны.
Стрельнув сигарету у какого-то проводника, я слабым голосом стал заискивающе спрашивать, за сколько можно бы договориться дохуярить до Питера, сидя, например, в тамбуре. Или между вагонами. Или на крыше, как ковбой из вестерна. Тот задумчиво покуривая спросил, а сколько у меня есть?
Я показал.
Поехали, говорит, чувачёк. Будешь полы пидорить.
- Да хоть отсасывать - радостно подумал я.
Когда в Питере я вышел на перрон, было ощущение, что я удачно пережил блокаду.
Я рассказал эту историю своей знакомой. Она спросила:
- Так вы жили несколько дней одни в квартире?
- Да - отвечаю - именно так.
- И бухали вместе??
- Бухали...
- И ты не приставал к ней???!!!
- Нет - говорю - не приставал.
- Я бы тебя тоже выгнала!! - был ответ.
Короче, пацаны и девчонки. Остерегайтесь жителей столицы. Они свирепы и коварны, как нильские крокодилы.
