ИЮНЬ. Я ПОДНИМАЮ ЗНАМЯ
бельё, висящее на верёвках
простыни, покрывала, застиранные панталоны
дети, играющие убогих
дети, играющие в супергероев
а когда смотришь всё время вниз,
созерцаешь чужие ноги
и свои ноги
и они так похожи -
от рабской поступи до прохудившейся кожи
на старых ботинках советских
детство
моё
растраченное в парках и переходах подземных
детство моё, казавшееся иноземным
неземным
таким на всех непохожим…
а теперь из зеркала
-
такая же рожа
а может, даже и хуже
и тот, кого когда-то хотела видеть мужем
работает в фирме менеджером
по продажам
а я всё хожу
всё шатаюсь и крашу сажей
(вместо туши)
обугленные ресницы
и лица как цапли
и цапли как лица
взлетают с подёрнутых рябью болот
а на болотах цветы круглый год
и тина за ворот
покойнику в рот
холодною рыбой
и круговорот
из дома в троллейбус с троллейбуса в колледж из колледжа на работу
и снова в троллейбус
до рвоты
и взглядом опущенным вниз
опушённым рваными волосами
созерцаю всё те же боты
который год
и не меняю прописки
кладу бутерброды
в замёрзший распухший от боли живот
мама, ты где
мама, ты родила кого-то
мама, неужто мой брат этот страшный урод,
пускающий слюни
июнь.
я поднимаю знамя
на деревянную палку
мы вместе с детьми играем
хороним мёртвую галку
под бельевыми верёвками
под мокрыми простынями
падаем на асфальт коленями
разбиваемся
бежим к маме
в жирный салом заляпанный подол плачемся
а мама тихонько: "мальчики, мальчики"
такая же похожая на свинью как прочие
как тётя валя
как соседка с дочерью
как по телевизору из новостей женщина
у которой дом сгорел
и дети нелечены
и никогда вылечены не будут
а радио всё бу-бу-бу
и каплет маслом на губу
и каши просит стёртый до мяса сапог
и всё смотрю на перекрещенья ног
на некрещёных смотрю
на нехристей во христе
которые чертят круг в слепой пустоте
из дома в троллейбус
с троллейбуса на завод
который год
который год
который год
НАДО ЕХАТЬ
целыми днями сижу дома,
просыпаюсь в 11, пью чай,
потом залажу вконтакт,
а там, глядишь, уже и новости новые
появились, и комментарии новые,
и лайки кто-то поставил на фотографии мои,
хотя с тех пор, как Бормана увезли (это кот наш),
фотографировать мне совсем не хочется,
даже людей,
даже пьяных -
обычно, когда мы пьём, я всех снимаю,
и все мне кажутся очень красивыми,
страшно красивыми людьми,
а меня никто не снимает, и я обижаюсь,
потом, правда, проснувшись,
начинаю сама себя фотографировать,
вывешиваю вконтакт и жду лайков.
а в квартире у нас холодно,
даже летом холодно
(в общем-то, в целом, лето это выдалось уёбищное, питерское какое-то лето,
а может, не лето даже это, а осень),
и вот я сижу в вязаных носках и пью чай.
а носки мне связала бабушка - та, что немного не в себе,
то есть она как бы не сумасшедшая, нет,
а просто ебанутая
на всю голову
то ей кажется, что у неё простыни кто-то украл, и она звонит и облаживает нас хуями -
типа это мы сделали,
то говорит, мол, что лучше б ты, Андрей (это отец мой), умер,
и тогда бы я квартиру-то продала и курицу ела с виноградами и кофу бы попивала.
Но носки она вяжет хорошие, тёплые,
в самый раз для такого уёбищного лета.
А на самом деле надо куда-нибудь ехать,
Вот так непременно надо брать и ехать,
Пока не сошли с ума, как бабушка,
Или пока нас не увезли, как Бормана
- беспомощного в чёрном рюкзаке с дыркой для воздуха,
Или пока не настала осень - не такая, как это лето,
А настоящая, холодная и смертная осень.
* * *
Если бы я была проституткой
Как бы я думала
Для скольких бы ноги раздвигала по вечерам
Сколько бы входило в меня -
гнойных беспомощных женатых и неженатых
у кого я бы сосала хуй, у кого принципиально бы не сосала
и предохранялась бы я -
чем? -
презервативами или спиралями в матке -
самой одержимой, самой невнятной части моего тела?
Мне бы нравилось или не нравилось?
Хотела бы я или НЕ хотела?
Если бы я была проституткой, мешала бы мне память,
Когда бы я решила выйти замуж и завести детей - целую кучу?
Вот я - проститутка.
Я сегодня трахаюсь с футбольной командой -
Как в фильме "Покидая Лас-Вегас" -
Они бьют меня по щекам и ебут в жопу -
Не так, как ты, а больно,
Больно,
Очень больно,
Так, что течёт кровь и не
Останавливается,
И потом
Ни в какой из гостиниц
Мне не дают пристанища,
Потому что морда моя в синяках и распухло тело.
Хотела бы я или я бы совсем не хотела
денег надо добыть
кормить себя или тебя кормить
говорить милый я выхожу на работу а ты бы меня ждал
пока я ебу кого-то
или меня кто-то ебёт
в рот
или не в рот
чего там хотят клиенты одуревшие от макарон футбола и шерстяных носков
и маме бы я говорила да, я здорова, в смысле -
нет сифилиса или СПИДа,
нет ничего непереносимого
пиздой.
кроме того малоосмысленного хуя
и рта проросшего чешуёй
и гортани заражённой дифтерией и болезнью спинного мозга
а так ничего, мама, я просто хотела, просто
хотела заработать немного денег
быть для всех и всегда желанной
и ничего что не буду мамой и ничего, ничего, мама…
а вчера, развалившись на простынях, как в детстве - из бороды волосок - трах -
и желание исполняется,
желание
наполняется
водой дождевой
и я, как червь
дождевой,
вбираю в себя вонючую пустоту
глин
чернозёма
краснокоричневой почвы и дочка моя
в матке моей
чувствует хуй,
который меня ебёт
не в рот.
Мама,
ты такое главное, такое непереносимое слово,
как матка или пчелиный улей
как сон
и если бы я была проституткой,
я бы хотела,
чтобы меня выебала вся королевская рать,
чтобы меня надули,
как пляшущий над вселенной разноцветный гондон,
впрочем,
если бы я была проституткой -
шла бы ты, мама, нахуй,
и хули,
что меня ничего не ждёт,
главное - непереносимая маткой невспаханная земля
и - семена, семя, не больное гнойным цветеньем
налётом на глотке и -
не-вызревшие
в гнойном семени
тополя
Мама, я проститутка,
Земля.
* * *
сколько воды пролилось сколько прививок привито
прививки привитые немного повыше локтя
нас всех объединяют, как позже - могильные плиты
и пихты над кладбищем всех объединят
объединят объедИнят объедут объедками
корнями деревьев выпотрошат кишкИ
так хочется братьями быть - быть птицами нынче редкими
и смотрю повыше локтя на метку руки
но баба в салоне орёт толстой кондукторше:
да вы кОрмитесь нашим хлебом, иначе сдохли бы с голоду!
а сама с завода, где утро встречает рупором,
как и все - скинув робы в утробе города
а потом под вечер всё небо сизое-сизое
голубиным клещом небо над головою
и мужики как собаки под обвисающими карнизами
после работы встречают голодным воем
и сыновья дома с натруженным торсом
или брюхом разбухшим от салаки и пива
которое лифт с трудом поднимает протёртым тросом
и на восьмом этаже выходишь - а закат за окном такой
красивый-красивый…
