<потерянного отдыха, лишний вес и мечты разбитые вдребезги>
(рассказ)
Хочу поведать курортную историю, свалившуюся на меня среди белого дня, наполненную незабываемой романтикой, и как говорится, со всеми вытекающими…
Целый год я томилась в ожидании навеянного тайными мечтами отдыха, и вот он настал. Поехала я не одна, уж плохо это или хорошо кто знает … но нас было трое: я, мама и моя очаровательная племяшка.
Опущу подробности погрузки в поезд, неимоверной жары в вагонах и подступившего нетерпения, охватившего моё страждущее тело, в процессе которого я постоянно высовывала голову из окон, хватала раскрытым ртом свежий воздух, и как тайная эротоманка, выжидающе осматривала мелькавшую зелень южного ландшафта. Не мелькнёт ли там отголосок моих эротических фантазий? Пардон. Теперь по пути на море меня ощутимо будоражат жгучие воспоминания. Так что же там дальше было? Итак, продолжим…
И вот наконец выгрузка из вагона, жаркое солнце, райское море и сказочные пальмы. Приехали мы по путёвке и поселились в пансионате, на втором этаже, в комнате на троих, с условиями в виде раковины с краном, небольшим холодильником и маленьким телевизором.
В первый день мы с утра залезли в море, по быстрому ощутили его благодать, и начали осматривать местные достопримечательности. Весь наш городок мы добросовестно протопали вдоль и поперёк, не забывая при этом всё подряд фотографировать. Первые впечатления были незабываемы и приносили щенячью радость. Всё новое, необычное нам до такой степени нравилось, что мы, как дикари-первооткрыватели, даже заглядывали через заборы в частные дворы и с упоением щёлкали пышный виноград, хрипящих, рвущихся с цепей псов, и высовывавшихся из окон местных аборигенов.
На второй день новизна впечатлений к нашему удивлению пропала, мы было сунулись по вчерашнему маршруту, но быстро осознали, что повторный поход уже не даёт прежних восторженных эмоций. Свернув к базару, мы как все курортники, набрали фруктов больше, чем было необходимо нашим желудкам и теперь уже направились по прямому назначению - к морю.
Надо ли говорить, что на третий день нам всё приелось. Последние остатки рвения изучать окрестности окончательно испарились, и нам ничего не оставалось, как заниматься всего лишь тремя делами - регулярно переворачиваться под солнечными лучами, блаженно прогревать кости в тёплом песке и обессиленно заползать в прохладу моря.
Жизнь в пансионате пошла размеренная: завтрак, символические процедуры и поход на побережье. Небольшой послеобеденный отдых и снова на море, ну а после ужина - обязательный променад по вечерним улицам: себя показать, да на людей посмотреть. Когда же наши тела окончательно остывали после солнца, мы возвращались в пансионат и укладывались спать. Но была у меня одна мечта, давняя, никому не ведомая, и светлая, как непорочное желание юной и романтической натуры.
Всю жизнь я мечтала встретить рассвет у моря. Кому-то это покажется блажью, но попрошу мою мечту не лапать грязными руками. Меланхолик, рыдающий над собранными марками и трясущийся над звенящими значками в картонной коробке меня не поймёт, как и я его. Но каждому своё. Я мечтала встретить рассвет у моря, и конечно же встретить не одной, а с любой, более менее обезьяно-подобной особью мужского примата. Почему??? А так хочу!!! Для чего??? А сколько впечатлений!!!
До этого я встречала рассвет, и одна, и с подругами, но у себя на речке. Конечно река - не море… и конечно же, рассвет совсем не тот. Моя душа, томясь в преддверии чего-то более фееричного, ждала простора.
И вот… перед отъездом в южном направлении меня, смутно подготавливая, два раза коснулись волнующие предчувствия, и уже по пути на море, я чётко ощутила, что моя мечта начала медленно и пугающе перерождаться. В итоге, к моему крайнему удивлению, я вошла в иное состояние заходящего ожидания, и теперь желала встречать рассвет только с приматом - согласитесь, ведь тайная мечта… это так романтично…
Всё же что ни говори, а как мы женщины слабы… Так легко поддаёмся мечтам, а затем эмоциям… Итак, продолжим…
Теперь наш маршрут обозначился окончательно, целыми днями мы пропадали на море. В основном мы располагались прямо на тёплом песке, иногда же напрокат брали лежаки. Мне ничего не оставалось, как разваливаться в моём "шезлонге".
Левую ногу я вытягивала, правую сгибала в колене и, томно потягивая какой-то сок, возлежала в строгом купальнике и широкой шляпе, не забывая при этом косить глазами по сторонам. Однако мой рассвет и не думал приближаться, мужских, лихорадочных взглядов я на себе не ощущала, может потому, что со мной была мама и племяшка, а может и потому, что я не увидела в одиночестве ни одного приматишку.
Под конвоем грозных жён бедные мужичонки понуро плелись вслед за ними, и затравленно озирались, да ещё в окружении кучи дико визжащих ребятишек. И если их взгляд случайно опускался на меня, они его с ужасом отводили - понимая что ТАКОЕ… им не светит больше никогда…
Открывшееся мне зрелище было довольно печальным… без слёз на этих гибончиков и не взглянешь. Прищурившись, я провожала их взглядом с горькой усмешкой, понимая, что эти железные оковы они уже не смогут разорвать никогда.
Впрочем, иногда за своей спиной я ощущала по песку чьи-то быстрые шаги. Оглядываясь через плечо, видела спешивших мужчин, которые останавливаясь у ближайшего ларька, закупали какие-то напитки, мороженое и возвращались обратно… тем же маршрутом, проходя у меня за спиной.
Кожей я ощущала, что поход в ларёк - всего лишь повод осмотреть меня, так сказать… в натуре, в упор, хоть и скользящим взглядом, но проникнуться, какова же я… почти вблизи… Хотя может быть, я и ошибалась… Мне оставалось только, глядя на море, грустить о несбыточном… рассвете, и принимая элегантно-завораживающую позу… закидывать удочку… ожидая хоть какой-нибудь поклёвки, которой всё не наступало…
И вот пошли одноцветные, однообразные дни нашего устоявшегося отдыха, я уже грешным делом начала подумывать, что так и продлится до самого последнего дня путёвки. Но как оказалось, не тут-то было. Через несколько дней мама послала меня за целебной водой к источнику. На улице находились такие каменные плиты с небольшими краниками. Каждый день у этих плит толпилось множество народа. Они набирали эту воду в бидоны, канистры, пластиковые бутылки, и помимо этого, видимо в надежде напитать организм полезными свойствами на год вперёд, не отходя от кассы, опрокидывали в себя стакан за стаканом до такой степени, пока их животы не раздувались большими, булькающими шарами.
Я спокойно стояла и набирала воду, как справа от меня объявился мужичок, он встал рядом со мной и начал набирать воду, в две точно такие же канистрочки как и у меня. Я мельком взглянула на него и снова перевела взгляд на воду, льющуюся в горлышко. Неожиданно он ко мне обратился.
- Водичку набираете, девушка?
- Набираю, - на автомате ответила я, и тут же меня пронзила мысль, - Почему обращается? Чего-то хочет? Или гад, просто так?
Теперь уж на него я взглянула совсем другими глазами. Я положила на него оценивающий взгляд, пытаясь определить, женат он, или нет. По всему этот приматишка был всё-таки женат. С виду он был ухожен, но какой-то дёрганый. Косясь, я подозрительно пыталась его отсканировать, но тут обрывая мой процесс, сзади какая-то женщина, басисто рявкнула командным голосом.
- Вадя!
Всяких окриков вокруг раздавалось множество, но на этот он, как во сне, сильно дёрнулся. Быстро обернулся, кому-то помахал рукой и онемело указал на свои канистры, в которые тонкой струйкой, так медленно сочилась целебная вода.
Я сразу всё поняла. И естественно мне стало жутко интересно - кто же его так окрикивает? Может быть мама? … Или всё-таки жена?
Стараясь не поворачиваться, я скосилась в ту сторону, откуда ему крикнули, и на мгновение застыла от страха. Потрясение было таким, что я чуть не выронила канистру, расплескала воду и облила ногу. Моя затрепетавшая надежда насчёт мамы, бесследно испарилась. Видя её тяжёлый взгляд, направленный в нашу сторону, я сразу отвернулась. У меня появились навязчивые опасения, что ОНА… перехватила мой взгляд.
В отдалении стояла огромная, мужеподобная бабища.
Была она гренадёрского роста, с бульдожьим лицом и квадратными плечами. Литые, бугристые руки она сложила на груди, выделялись её страшные, мясистые ладони, один взгляд на которые внутренне содрогал. Холодея, я представила её ужасающую пощёчину, выбитое равновесие и шоковое состояние. Если же она вцепится мёртвой хваткой, о последствиях даже помыслить жутко. Это была не женщина… а железный аргумент. Рядом с ней находилась худенькая девочка лет десяти, видимо их дочка.
Мой интерес к новому соседу так же внезапно пропал, как и появился. Становилось ясно, что здесь ловить нечего. Она его подавила. Посадила на цепь… и держит на привязи.
Однако этот мужичонка проявил некое подобие мужества. К его жене мы стояли спинами, видимо это его вдохновило… а может и что-то другое… кто знает. Не поворачиваясь ко мне, чтобы жена ничего не заподозрила, он, прочищая перехватившее горло, кашлянул. А затем как можно свободнее, но на самом деле хрипловато и натянуто сказал:
- Водичка это хорошо. Раз уж мы здесь находимся, то нужно её употреблять.
- Да, - теряясь в догадках, я холодно и отстранённо согласилась.
Неужели он меня приметил на пляже? И произошла поклёвка? Либо это случайность и простое совпадение?
Наши канистры уже почти наполнились, и я уж думала, что мы разойдёмся, чтобы друг друга даже и не вспомнить, как он отважился задать вопрос, который меня не на шутку обеспокоил. Не поворачивая головы, он скосил глаза на наш пансионат, и спросил:
- А вы находитесь в этом корпусе?
Поддаваясь его обоснованным опасениям, я так же, не поворачивая головы, вслед за ним повела глазами и с участившимся пульсом ответила.
- Да, в этом.
- Надо же, - удивился он, - и мы в этом, только в левом крыле. Значит мы соседи!
- Да, - нехотя согласилась я, - соседи. - Я уже не знала, как от него отделаться, угроза за спиной была зверская. Однако он, расставляя все точки над "i" … не преминул всё окончательно уточнить.
- А вы на каком этаже?
- На втором, - осторожно ответила я.
- А мы на первом.
Мне показалось, что эту новость он, как и я, принял с облегчением.
Наконец его канистры наполнились, он завинтил крышки, и неожиданно ставя меня в тупик, загадочно произнёс:
- Ну, ещё увидимся. Приятного отдыха.
- И вам того же, - вежливо ответила я, сходу не понимая, что он имел в виду. Мне захотелось обернуться и со спины его осмотреть, но страшась встретиться взглядом с его бульдожьей женой, я этого не сделала. И только лишь когда они втроём начали удаляться, я украдкой взглянула в их сторону.
В глаза бросалась её широкая спина и мощные ягодицы, с этого ракурса она ужасала ещё больше. Его жена шла налегке, а он как несчастный отец семейства, выполняя супружеские обязанности, нёс свою незавидную долю - в каждой руке по канистре с целебной водой. Как мужчина обнимает женщину, она ему на плечо опустила могучую руку, мне показалось что на мгновение у него подкосило ноги.
Возвращаясь, я думала что наше "знакомство" ограничится этими двумя ничего не значащими фразами, случайно брошенными друг другу. Однако этот невзрачный с виду мужичонка, проявил невиданное мужество и чудеса изобретательности.
В последующие дни, куда бы я ни направлялась одна, он как джинн из бутылки, неизменно появлялся рядом. В магазин ли я шла, в ларёк или сидела на лавочке, как он вырастал словно из под земли, и не покидая поля моего зрения терся поблизости - заложив руки за спину, ходил взад-вперёд. Поначалу меня это настораживало, но затем я привыкла, всегда ощущая за спиной его - не скрою - волнующее присутствие. Как он умудрялся избавляться от этой свирепой, подавляющей волю маньячки, мне было неведомо.
Помимо его "незримого" присутствия, мы умудрялись даже понемногу общаться. В те редкие моменты, когда поблизости не оказывалось людей, он ко мне подсаживался. Мы сидели на противоположных концах лавочки, со стороны казалось, что мы незнакомы. Из опасения, что на горизонте может появиться его жена, мы разговаривали, стараясь не глядеть друг на друга.
Скоро я узнала, что он инженер по строительству мостов, и приехали они на день позже нас. В общих чертах я рассказала о себе, на мои же вопросы о его жизни он стекленел взглядом и каменел лицом, впрочем, иногда ему удавалось овладевать собой и рассказывать о себе с некоторой долей иронии - за что ему респект, но я уже и без его объяснений о нём всё знала.
Буквально за четыре дня до отъезда я с ним разговорилась, и нечаянно промолвилась о давней мечте. О желании встретить рассвет у моря. Ему я это сказала просто так, как случайному собеседнику, зная, что скоро мы разъедемся, и в пути, глядя через окно на пролетавшие пейзажи, зайдёмся в приступах воспоминаний о превратностях судьбы, о несовершенстве мира, и о таком близком, но… ускользнувшем рассвете.
Однако мой ненаглядный дружок мою мечту не пропустил, а навострил ушки, о чём-то задумался и решительно ко мне повернулся.
- Альбина, а вы хотите завтра у моря встретить рассвет? - его глаза загорелись. - За три дня до отъезда? И… и вместе со мной?
И вот тут-то оглядываясь по сторонам, я не на шутку обеспокоилась.
- Как же это возможно? - всё же спросила я. - Ведь это не…
- Возможно, - перебил он меня. - Возможно… На отдыхе у нас за три дня до отъезда всегда идет отвальная. А это будет завтра. Мы будем гулять, отмечать окончание отдыха. Хотите завтра вечером, я ей на ночь вырублю пробки?
- Как это? - перепугалась я.
- Ну я её ершом укокошу. Реактивным. Завалю как зверя. До утра не пошевелится. И до рассвета… вся ночь наша.
Тут конечно и говорить не стоит, что наше предприятие было небезопасным, мало того, оно внушало серьёзные опасения за возможные последствия. Всё же не что-нибудь, а ставка на кону … здоровье. Однако чёрт меня дёрнул… не упускать же свой рассвет, да ещё с такой возможностью. И вот поддаваясь уговорам, а так же убедительным доводам, я с трудом пересиливая давящий страх… наконец робко… согласилась.
- Ну вот и замечательно, - впервые расцветая на глазах, он мне улыбнулся, и даже отважился подмигнуть, - А я в свою очередь, обязываюсь вам приготовить необычный и экстравагантный сюрприз.
- Что же у вас за сюрприз такой? - повела я игривой бровью.
- А вот когда мы с вами проведем ночь у моря и будем встречать наш рассвет, тогда и узнаете. Ну всё, мне уже пора. Завтра в одиннадцать вечера, ждите меня на этой же лавочке. Если появлюсь, значит всё прошло благополучно, если же нет, значит сорвалось.
Этого мне ещё недоставало. Я посмотрела ему вслед. Мужичонка был так себе. Не красавец, но и не урод. Серединка наполовинку. Невысок ростом, с небольшим животиком и начинающейся пролысиной. Но как говорится на безрыбье, и рак рыба… а с паршивой овцы, хоть шерсти клок…
Следующим вечером я впервые поведала маме о подступившей мечте, но о мужичонке, естественно, не обмолвилась ни словом. Мама конечно это посчитала глупой блажью, и поначалу не желала отпускать меня одну, вознамерившись встречать рассвет вместе со мной. Однако против этого посягательства я выставила огнеупорный аргумент о желании в одиночестве послушать ночной прибой, и встретить морской… рассвет.
Мы вышли с мамой на балкон, под нами открывался далёкий и манящий вид моря.
Глядя в пространство, я повела перед собой рукой и задумчиво спросила.
- Так зачем же ездить на море… если не за своими мечтами?
После того как вслед за мной мама начала пристально вглядываться в морскую даль и впадать в задумчивость, я мягко добавила, что в оставшиеся дни мы сможем встречать рассвет все вместе. И конечно же успокоила её тем, что и ночью на курорте гуляет много людей и со мной ничего ужасного не случится… иначе бы я ОДНА… просто не пошла. Надо ли говорить, что окончательно успокоившись, мама меня отпустила.
Весь следующий день я была охвачена хоть и пугающим (так как ЭТО должно было со мною произойти … ВПЕРВЫЕ… какая же скромная и порядочная девушка … ЭТОГО… не опасается?), но в то же время и нетерпеливо-томящим ожиданием.
Рассвет… Наконец-то я буду встречать рассвет… день проходил так медленно, стрелки часов словно стояли на месте, но вот наконец пол одиннадцатого. Мои уже улеглись и заснули. В темноте я сбросила с себя платье, сняла трусики с лифом, провела рукой там… где было гладко, по королевски выбрито… это было восхитительно. Вид конечно, а не то, чему вы сразу, и так бесстыдно осклабились)))
Затем я облачилась в сногсшибательный, узкий купальник бирюзового цвета. Через открытое окно, луна освещала комнату, я подошла к зеркалу и, вертясь, с удовлетворением себя осмотрела. Купальник был настолько бесстыдный, что не прикрывал, а выделял моё великолепие.
После того как (не без труда) было натянуто облегающее, вечернее платье, я капнула духами на шею, на запястье и конечно же, не забыла про ушки. Наше самое… благодатное место. Наконец, выйдя из комнаты, за собой тихо прикрыла дверь.
На улице уже стемнело, вдоль дорожек возвышались высокие, кованые фонари, друг от друга они находились довольно далеко, и между ними было темно, но под собой они отбрасывали бледно-жёлтые отсветы.
После дневного жара, долгожданная прохлада накрыла наш городок. Наконец я добралась до нашей лавочки, находившейся как нельзя кстати, между двумя фонарями в темноте - позиция была удобная и как бы невзначай присев на оную, стала дожидаться своего сюрпризодателя.
Хоть уже и наступил глубокий вечер, но отдыхающих здесь было еще предостаточно. Издалека со стороны дискотеки доносилась уже не энергичная, а медленная музыка. Ларьки переливались россыпью разноцветных, неоновых огней, у которых постоянно что-то покупалось. Если днём люди ходили толпами, то теперь только парами.
Наступил назначенный час, а его всё не было. До одиннадцати меня томило жгучее нетерпение, а теперь с каждой проходящей минутой меня всё больше начинало охватывать бесящее разочарование. И тут неожиданно я его увидела: он вывернул из-за угла, вглядываясь в темноту, посмотрел в мою сторону и, сорвавшись с места, начал ко мне стремительно приближаться, сначала быстрым шагом, а затем вприпрыжку.
В руках у него ничего не было, я снова вошла в прежнее состояние, заходящего, волнующего ожидания.
Приблизившись, он присел рядом. Пьян он не был, казалось, лишь слегка выпил.
- Немного не уложился, - тяжко вздохнул он. - Сегодня она как заговорённая, держалась до упора. Сколько в неё ни лей, что слону дробина. Пройдёт круг, пропляшет, и с неё всё потом вышибает. Опять как стекло. Около часа долбил её различными ершами, не продирало. У неё глотка лужёная, гремучая смесь для неё - вода. Пришлось экспериментировать. А ей нипочём. Всё глотала как троглодит, и как-то странно на меня косилась. В конце пришлось её добивать моим фирменным "северным сиянием", и то лишь с третьего раза продрало. После первого у неё ноги подломило, она с треском продавила стул, и дальше хлещет, только глаза кровью наливаются. Со второго речь бессвязная пошла. И лишь с третьего она, выкручивая шею захрипела, и с пеной у рта забилась в трясучке. Но теперь всё позади, она уже в трансе. Хотя иногда среди ночи вскакивает. Невидящими глазами осмотрится, порычит и опять её подкашивает. Валится на бок и грызёт подушку. Но это бывает редко.
Он облегчённо вздохнул, посмотрел на меня, и устало улыбнулся.
- Я с собой ничего не брал. Взял только деньги. Может, пойдём в кафешке посидим?
Приглашение естественно я приняла, перед предстоящим сюрпризом выпить чего-нибудь "освежающего" не мешает, тем более что до рассвета времени у нас ещё предостаточно. И вот мы поднялись с лавочки и направились к ближайшему кафе. Но как оказалось в такой ситуации с женатым приматом, кафе - это далёкий и недостижимый мираж, встающий полупрозрачным, манящим маревом и внезапно исчезающий при приближении.
Когда нам до кафе оставалось всего лишь около пятидесяти метров, мой проводник внезапно остановился. Сквозь прозрачную витрину, за которой у столиков сидели люди, он кого-то увидел…
- Начина-а-ается, - простонал он.
- Что? - испугалась я.
- Соседи, - выдохнул он, - соседи по коридору. Если они нас увидят, то не исключена вероятность того, что дешифровка просочится и к ней. А если это чудовище возьмёт след, то беда. Зубами загрызёт. В бешенстве она зубами гвозди перегрызает. Заломает как медведь шатун. Волосья от одного её рыка клоками осыпаются.
Неужели она бешеная? … Да ещё кусается? Я похолодела.
Скрываясь из виду со стороны витрины - я сразу зашла ему за спину.
Мама… Чёрт меня дёрнул за ногу! Мама, как дома хорошо…
- Спокойно, спокойно, - шепнул он мне. - Пока всё в норме, меняем курс и направляемся в другое место.
Надо ли говорить, что ни во второй, ни в третьей, ни в десятой мы не побывали. Битый час мы как бедные родственники в поисках пристанища сбивали ноги и тайно пробирались тёмными закоулками к различным кафешкам, но везде оказывались те люди, которые его знали. К этому времени мы совершили длительный, марафонский заход. Теперь каждый пройденный метр давался нам труднее и мои бедные ножки начинали наливаться тяжестью. С каждым шагом меня дятлом начинала долбить мысль - Какого банана я с ним попёрлась? Валялась бы сейчас на кровати в прохладной комнате и дрыхла без задних ног. Хоть эта мысль меня и подтачивала, но всё же мы двигались дальше. Половина пути уже была пройдена и, конечно, отступать … теперь было некуда.
После очередной провальной попытки я окончательно выбилась из сил, а он наконец осознал бессмысленность наших поисков. Меня он оставил за ёлочкой, в пышных, раскидистых кустах, а сам куда-то ушёл. В его отсутствие я развалилась на травке, задрала ноги и подрыгала ими, чтобы они хоть немного отошли. Теперь я снова… была готова к бою.
Минут через двадцать он вернулся с двумя объёмистыми пакетами. В одном неся фрукты с парой пластиковых стаканчиков, а второй забил тяжёлыми бутылками, с винами самых разнообразных сортов.
Таким образом, с моего благословления, мы решили встречать рассвет в обществе веселящего и раскрепощающего Бахуса. Мы прямиком направились к морю. Но в который раз на нашем пути непреодолимой стеной опять возникало препятствие. Только мы начинали пробираться по направлению к морю, как он внезапно останавливался, вскидывал руку и обрывая сердце, приглушённо вскрикивал - Засада! … Впереди маячили его очередные знакомые.
Мы сдавали назад, забирали в сторону и начинали путь заново, но когда и там кто-то появлялся, мы снова отходили назад, перемещались в другую сторону и скрытно, как партизаны, рывками продвигались вперёд. Бывало, что мы по-заячьи нарезали огромные петли и оказывались лишь немного впереди. Когда мы вступили в густой тёмный парк и начали его пересекать, тут стало легче, здесь было безлюдно.
Однако после того как мы погрузились в пышную листву и углубились в непроницаемую темноту, отовсюду стали доноситься леденящие кровь звуки, я остановилась не в состоянии дальше ступить ни шага от подступившего страха, мои ноги подвернулись и отказались повиноваться. Слева, в темноте, раздавались странные, напрягавшие визги, впереди в чёрной толще пышных, раскидистых кустов слышалась чья-то пугающая возня. Справа кто-то чудовищно мычал, и наконец, к своему ужасу, я позади ощутила чьё-то надсадное, тяжёлое дыхание, словно всё это время, кто-то неотступно за мной крался, и вот теперь, в полной темноте готовится мне прыгнуть на спину.
Когда я осознала, что парк переполнен невидимыми людьми, я начала медленно холодеть. Мне казалось, что мы у всех на виду, что сотни затаившихся пожирают меня голодными глазами, что сейчас со всех сторон из темноты протянутся жуткие руки, и меня растерзают ещё до того, как я зайдусь в страшном горловом крике.
Но как оказалось, на нас не обращали совершенно никакого внимания, за исключением того, что паломники и сами не желали быть обнаруженными. При нашем приближении они не затихали, а наоборот усиливали шум и возню, давая понять, что кусты заняты. Эти райские кущи чем то притягивали… и укрывая в густых зарослях прихожан, одаривали их дикими визгами и тяжким мычанием.
Мы тронулись дальше, продолжая пробираться к морю. Иногда нас посещала коварная мысль бросить всё, и засесть под каким-нибудь скрытным кустиком встречать рассвет, но не могли же мы опуститься до такого свинства. Нам нужно было только море. Без него это не мечта, а так, одно видение.
Но вот мы выбрались из темени огромного, непроходимого парка. По обходным закоулкам, при бледном свете луны, ещё покружили около часа и наконец услышали приближавшийся шум волн. Мы вышли к морю. Моя мечта о встрече рассвета уже на глазах становилась почти ощутимой явью.
Надо сказать, что перед прибоем шла полоса песка, за ним широкой лентой лежала крупная морская галька, и наконец дальше, отделяя море от города, вдоль побережья в обе стороны уходили пышные и широкие, до пяти метров кусты.
Как минёры, с намерением заложить заряды, мы пригнувшись, с сумками юркнули в кусты. Через несколько минут выбрались с другой стороны и, наконец, вышли к побережью. Полоса кустов нас отделяла от города и здесь мы оказались совершенно одни. В обе стороны до пропажи видимости никого не было.
К этому времени я уже еле волочила ноги, мои физические и душевные силы… были на исходе, но это уже не имело совершенно никакого значения, мы были у моря, и вплотную… подступили к моему рассвету. Равномерный плеск набегавших волн навевал успокоение. На всякий случай мы, заметая следы, удалились влево на добрую треть километра. Мы шли и шли, выбирая, где же остановиться, и тут впереди показался кем-то оставленный лежак. Мы решили расположиться прямо на нём.
С каким блаженством мы по краям, сели друг против друга, о ноги, мои бедные ножки - они уже дрожали мелкой дрожью. Между нами Вадим поставил сумки.
- Ну вот наконец мы и добрались, - вздохнул он и вытер пот со лба.
- Да, - вздохнула я в ответ, силы меня покидали и мне срочно требовался приём внутрь внушительной порции вина. Он словно это почувствовал, или ему так же для поддержки сил требовалось вливание, и надо отдать ему должное, не теряя времени, сразу предложил:
- Так может выпьем? За знакомство и вообще!
Я молча кивнула головой. Он разложил фрукты, быстро откупорил первую бутылку и разлил вино по стаканчикам. Мы чокнулись.
- Ну за знакомство, Альбиночка!
- За знакомство, Вадюш! - ответила я.
Мы выпили, закусывать фруктами не хотелось, после рывков и рейдов по пересечённой местности во рту появилась страшная сухость, а тело охватила такая слабость, что даже приподнять повисшую руку уже было почти невозможно. Нам хотелось только пить, пить и пить. За что мы только с ним не пили: за море, за вечернюю прохладу, за волны, луну, за отдых, за южное солнце и шоколадный загар, и ещё за многое, многое другое. Уж извините, всего конечно просто не упомнить.
После первой бутылки сухость постепенно стала исчезать, после второй ушла телесная слабость… ну а после третьей… мы окончательно протрезвели. Мы так же сидели друг против друга и разговаривали ни о чём, словно толокли в ступке воду. На автомате во всём друг с другом соглашались, даже понимая, что соглашаться не стоит … и уже смотрели друг на друга остекленевшими глазами.
Наконец после четвёртой распечатанной и наполовину распитой бутылки его неожиданно колпашнуло до такой степени, что, сбиваясь с курса, он начал временами забываться.
Он посмотрел на меня серьёзными глазами и выдал перл, от которого я похолодела, а мои волосы ощутимо зашевелились. Он захотел познакомиться с моей… мамой. Причём немедленно. Это уж было слишком. Я благоразумно и довольно оперативно перевела разговор на другую тему и… взяла бразды правления в свои руки - я взялась разливать вино сама.
С этого момента ему я наливала меньше, ну а себе, конечно же, больше. После завершённой рекогносцировки я спросила о его работе. Лишь только с третьей попытки, он со сбоями, но всё-таки на эту тему переключился и начал рассказывать о своей "непростой" работе. Добрых полтора часа мы пили, и всё это время он монотонно рассказывал, какие сваи и под какими мостами ставятся. Какими швами варятся, какие бывают настилы и перекрытия, и ещё многое, многое другое. И чёрт его знает, что он ещё там рассказывал, одно скажу… очень увлекательно, убить тебя мало))) Иногда он с трудом отрывал глаза от песка, поднимал их на меня и спрашивал:
- Вам интересно?
- Очень, - пряча зевоту, я отвечала, - очень познавательно…
- Ну дак… - соглашался он, и снова опуская глаза к песку, продолжал бубнить про какие-то тройные, сверхпрочные швы… чёрт бы их побрал вместе с этим недоразвитым приматом.
Ещё часа через полтора такого интимного расширения кругозора я уже держалась из последних сил, и не знала - убивать его на месте, или действительно болезного, его стоит пожалеть. Но вот наконец, я почувствовала, что диспозиция сил начала выравниваться, а ещё через полчаса, между восьмой или двенадцатой бутылкой, уж точно не помню, так как сбилась со счёта … я его догнала. Наконец мне тоже Бахус показал свою осоловелую рожицу, и намекая, лукаво подмигнул. Случись бы это чуть раньше…
- Ну, в общем ясно, - перебила я его, и нахально хлопнула ладонью по деревянному настилу лежака.
От громкого хлопка он неожиданно замолчал, и начал переваривать поступившую информацию. Я действительно мечтала провести ночь у моря, под луной, под яркими звёздами, и с кем-то встретить мой долгожданный, вымученный рассвет. И вот, все предпосылки к осуществлению моей мечты на глазах начинали сбываться. Луна ярко светила, звёзды на небосклоне вспыхивали россыпью сверкающих бриллиантов; море, облачённое серебристой чешуёй, сказочно переливалось. Лунная светящаяся дорожка маняще уходила вдаль, а над ней млечный путь, клубясь застывшими, белыми шапками, вёл в неизвестность.
- Какое кла… кр-р-расивое мор-р-ре… - проговорила я заплетавшимся языком. Скоро уж-ж-ж рассвет. Не пора ли Вадя… нам всё-таки… за него произнести тост?
Он снова помолчал, а затем видимо мысль, с трудом пробитая к его заторможенному мозгу, выстрелила пробкой и осеняя озарением, наконец дошла по назначению.
- А-а-а, - заакал он так, как будто после продолжительных поисков наконец нашёл то, что так долго и усердно искал. - А-а-а, - ну так давайте мы встретим рассвет прямо в воде. Согласитесь, это будет романтично.
- Резонно, - ответствовала я и разлила по стаканам.
Он произнёс хоть и красивый, но уже никому не нужный тост.
- За тёплое море, за эту волшебную ночь и за вашу прекрасную мечту, которой с сегодняшним рассветом суждено сбыться!!!
После того как мы в последний раз чокнулись и начали пить (а разлила я без малого по полному стакану), я после первого глотка с запоздавшим сожалением подумала, что нужно бы выпить на брудершафт, а с последним глотком я уже её напрочь отмела. Какой к чёртям брудершафт? Детский лепет здесь неуместен. Пора встречать рассвет.
- Взойдём, - вдохновился он после того, как с трудом отдышался после выпитого стакана - Аки твари земные, прямо в лоно сказочного моря, где происходят удивительные … чудеса … очистимся и вкусим от плода. Познавая сладость благодати, … мы встретим рассвет.
Перебивая его, я уже по хамски грохнула по лежаку, и после того как он смолк, твёрдо сказала. - Пора к делу!!!
Как по команде мы молча поднялись, и не произнося ни слова, начали волнующий процесс обнажения. Я сбросила платье и сняла босоножки, а он вылез из шортов, скинул майку и с ног шлёпки. Он покосился на мой "вызывающий" купальник и вознося глаза к небу, с лёгким стоном их прикрыл. Затем посмотрел вниз, на свои трусы и смущённо, донёс до моего сведения:
- Забыл переодеть на плавки.
Он был в огромных, семейных трусах, ниспадавших ему почти до колен. Я окинула их боковым взглядом, успокаивая, его ободрила:
- Ничего, ничего. Так даже лучше … манёвра больше.
Мы находились по обе стороны от лежака, направившись к морю, его обошли и сблизились. Он находился от меня слева, я же от него по правую сторону. И тут произошло необъяснимое, наши руки соединились, и нам стало намного легче. После естественного ерша и смешения разных сортов вин нас обоих заштормило. Таким образом, мы держались за руки и не давали друг другу раскачиваться.
Его огромные трусы сползали под невидимой тяжестью, и он их левой рукой незаметно подтягивал. Мои же узенькие, неразношенные трусики жёсткой бечёвой впились между напряжёнными ягодицами. Кивая налево, я умилилась красивым, бесподобным пейзажем, когда же он отвернулся и пытался осмотреть голое море, я отвела правую ногу, подвела палец под трусики и не без труда, но всё же их выдернула.
И вот наконец, мы вступили в тёплое море, обоих охватило скрытное, чесоточное нетерпение - видимо моя мечта передалась и ему. Вот мы уже вошли по щиколотку, и нам оставалось всего лишь несколько шагов, чтобы погрузиться поглубже, и начать процесс приготовления к встрече фееричного рассвета.
Мы сделали ещё несколько шагов и тут… и тут откуда-то издалека раздался жуткий, душераздирающий вопль.
Мой сюрпризодатель остановился и тревожно прислушался. Прошла минута, и мы двинулись дальше. Не успели мы ступить и шага, как душераздирающий вопль повторился, и как будто приблизился. Я на эти далёкие крики не обращала внимания, так как мне было не до этого. Я уже охватилась жгучим нетерпением, и за себя почти не могла поручиться. Мой рассвет был рядом, я его всё сильнее начинала ощущать кожей и даже некоторыми частями своего тела. Я шла ему навстречу …
Однако вопль как будто стал ещё ближе, перешёл в горловой бас и лёгкий морской бриз донёс до нас страшный, парализующий рёв. До нас донеслось всего лишь одно слово.
- Ва-а-а-дя-я-я....
Как только до нас донеслось это слово, с его ногами что-то сделалось, они у него как будто отнялись, и отказались слушаться. Он встал как вкопанный… Дальше идти он уже не мог. Я пробовала его как-то успокоить, за руку пыталась тянуть в сторону моря, толкала, даже ставила подножки, и борцовским приёмом (увиденном за день по телевизору) пыталась перебросить через себя в воду, но все мои попытки оказывались тщетны, сдвинуть с места я его не могла. Мой рассвет подступил … а это бревно встало как вкопанное.
- Всё, - коротко сказал он, и как приговорённый к повешению за шею, добавил, - Я забыл добить её контрольным ершом!!! Она очнулась!!! Взяла след и уже приближается!!! Грядут заветные времена, и настаёт конец света!!!
Морозом меня продрало по коже, шершавые мурашки бульбами пошли по телу, и у меня подкосило ноги.
И тут рёв раздался ещё ближе, просто удивительно с какой скоростью он приближался. Уже отчётливо стали различимы грозные выкрики.
- Вади-и-ик, гади-и-ик, я ж тебя всё одно, гада, найду. Я очнулась, а его нет, ну гад, только за это я тебя разорву!
Проклиная всё на свете вместе с рассветом, я, заикаясь, у него спросила:
- Что будем де-де-лать?
Вместо ответа он навалился на меня плечом, мужичок оказался хлипковат, его повело в сторону, и если бы я его не придержала, он бы столбняком рухнул в море. С нарастающим беспокойством я уже начинала постоянно дёргать головой и оглядываться.
В этот момент, совсем близко, как будто сразу за кустами раздался её пьяный, разъярённый рёв:
- Я ж тебя нюхом чую. Не уйдёшь. Ну гад. Зубами загрызу-у-у!!! Порву как тузик грелку-у-у!!!
От сжавшего страха я заклацала зубами. Тряся его за плечо, задыхаясь переспросила:
- Что де-де-делать?
Но ответить мне он уже был не в состоянии. Видимо, после последнего выкрика и страшного обещания его рвать по кускам, у него отнялись не только ноги, но и пропал дар речи.
- У. У. У-у-у! - пытался он ответить.
- Что? - переспросила я.
- У. У. У-у-у! У. У. У-у-у!
Тут она заревела так, что у нас обоих разом подкосило ноги.
- Ну гадёныш-ш-ш. Я тя щас пялить буду-у-у. По полна-а-ай.
Я начала слабеть, как будто оседать, и тоже заваливаться на него. Так мы стояли, подпирая друг друга плечами.
И тут ещё ближе, раздалось её свирепое рычанье:
- Ну всё гад. Иду на таран.
- У. У. У-у-у! У. У. У-у-у! - он задёргался, но сдвинуться с места так и не смог.
В это мгновение позади нас раздался страшный треск. Это затрещали кусты, словно по ним заметалась разъярённая слониха. В моих жилах начала леденеть кровь. Животный ужас сорвал меня с места. Откуда у меня взялись силы, не помню, Но я его схватила под мышки и потащила к лежаку. Не бросать же его в море.
- У. У. У-у-у! - мой славный малый забился в крупных судорогах. Его голова болталась на груди из стороны в сторону, а ноги с шуршанием волоклись по песку.
Наконец я его дотащила и усадила на лежак. Откуда-то сбоку, из кустов, она чудовищно рычала:
- Ну гад, запорю до полусмерти. Размажу по стене. Сейчас ты будешь сплошным синяком. Как год назад помни-и-ишь?
- У. У. У-у-у! У. У. У-у-у - видимо от нахлынувших и ужасающих воспоминаний у него от взлетевшего давления начало выдавливать глаза.
- Скажешь что загорал, - "обнадёжила" я его.
- У. У. У-у-у!
- Тьфу ты, сейчас же ночь. Ну скажешь, решил искупаться.
- У. У. У-у-у! - он повёл вывернутыми глазами на свои трусы.
- А, ну да. Для убедительности их же нужно намочить. Я мигом.
Напрочь забыв про пустые бутылки, в которые можно набрать воды, я метнулась к морю, набрала полный рот воды и зачерпнула пригоршню. Вернувшись, я выплюнула воду на его обвисшие трусы. По дороге вода в трясущихся руках расплескалась.
- У. У. У-у-у! - он благодарно замычал.
- Ну всё, мне пора. Надо уходить. Иначе она нас накроет. Как же она нас нашла?
- У. У. У-у-у! У. У. У-у-у!
- А она тебя бьёт что ли? - перепугано спросила я.
- У.
- Сильно?
- У. У. У-у-у-у! У. У. У-у-у-у! У. У. У-у-у-у! У. У. У-у-у!
- Бедненький, ну ничего, доля такая наша, терпеть… теперь уж терпи, милый.
- У. У. У-у-у! - У. У. У-у-у! - У. У. У-у-у!
- Ну всё, - сказала я напоследок, - стой на своём: ты купался. Понял? Иначе может покалечить.
- У. У. У-у-у! - У. У. У-у-у! - У. У. У-у-у! У. У. У-у-у! У. У. У-у-у!
Он уже мычал безостановочно, с трудом выворачивая напряжённую шею, косил на меня бельмами объятых ужасом глаз… и куда-то ими указывал. Но я его уже не слушала. Прыгающими руками я схватила свою одежду, времени одеваться уже не было. И только я собиралась испариться, как наконец, мне передался его смертельный, парализующий страх. Я развернулась на месте.
- Стаканчи-и-ик, - простонала я. - Палево-о-о!!!
Риск оставлять оба стаканчика был велик, во-первых, это на его лбу поставить печать в виде ПРИГОВОРА … ну и самое главное - тогда она нас видела у источника. Вдруг возьмёт след, припрётся к нам в номер и разворотит там всё, как слон в посудной лавке. Мама, мама и моя бедная племяшка… при мысли об этом мои волосы становились дыбом.
Я схватила стаканчик, с хрустом его сжала и сунула в одежду.
- Всё, пока, - коротко бросила я.
- У. У. У-у-у! У. У. У-у-у! - попрощался он со мной и благодарно косил мне вслед глазами.
В это время в стороне треск веток неожиданно прекратился, и под чьими-то тяжёлыми шагами, с хрустом затрещала лопавшаяся щебёнка. Готовая сорваться в бешеном беге, я со сжавшимся сердцем оглянулась … никого не увидела … но мне почудилось, что где-то мелькнула огромная тень.
И тут, выбивая почву из под ног, она заревела как бешеная, подступившая слониха.
- Ах ты паскудина-а-а такая, я те щас все ноги повырываю-ю-ю!
От ужаса я чуть не задохнулась. Теперь уже я не поняла, кому она ревела. Ему? … Или мне? … Неужели она приблизилась и меня заметила? Убийственный ужас сорвал меня с места, и вдоль побережья я ломанула так, как ещё ни разу в жизни не бегала. Сайгаки такими прыжками не скачут, какими я отмахивала. Прижимаясь к кустам где много тени, я торпедой уносилась от своего, так и не встреченного "рассвета".
Остановилась я только тогда, когда полностью выложилась как загнанная в мыло лошадь, даже если она меня и заметила, у меня был только один шанс - это убежать, а она тяжёлая на ногу, меня не догонит. Хватая ртом воздух, и сжимая режущий от бега бок, я опустилась на землю. Так я долго сидела, пока не пришла в себя. Вокруг стояла полная тишина, только раздавался равномерный плеск волн. Я оглянулась, позади меня никого, впереди тоже. Всё побережье в обе стороны было пустынно.
Я понимала, что от города ушла в сторону. Теперь нужно выбираться через кусты, давать огромный крюк и возвращаться к пансионату. Что же произошло с моим сюрпризодателем, я и в ужасе подумать не могла. Размазанный на лежаке бедолага, кривясь перекошенным ртом, заходится в немом крике, нутром ощущая, как его в бешенстве рвут на куски и остервенело выгрызают печень.
На мгновение представилось, что его звероподобная, обезумевшая от ершей бабища меня нагнала. С рычанием вцепившись мёртвой хваткой, истерзала меня как тряпичную куклу, и, превращая в отбивную, исхлестала огромными, страшными ладонями.
Меня передёрнуло. Нет, нет, нет, какие к чертям рассветы, лучше как и прежде, я буду примерной девочкой. Всё. Мама. Мама. Мама. Я возвращаюсь без свершившегося рассвета. Всё. Всё. Всё. Даже под шафе об этом не помыслю. Никогда. Никогда. Никогда…
Тут из скомканной одежды выпал смятый, пластиковый стаканчик. Я его отбросила в сторону. Нужно одеваться и возвращаться, только бы в городе на них снова не напороться, чего доброго она коротким, но мощным рывком меня может и достать, а я на отяжелевших ногах могу уже и не уйти.
Весь хмель, раскрепощавший меня на протяжении нескольких часов после жуткого стресса и ужасающего бега вышибло без остатка. Пошёл адский, чудовищный сушняк. Пить захотелось до потери сознания. Море солёное, а до источника километра три с закрученным хвостом. Но делать нечего, я находилась на виду, и чтобы меня никто случайно не увидел, благоразумно забралась в самую гущу кустов и начала там одеваться.
Здесь была почти полная темнота. Высокие ветви кустарника смыкались над головой и закрывали отсвет ночного неба, впивались со всех сторон. Прикасались к спине и животу. Одеваясь, я цеплялась за них руками. Но ничего, зато меня тут никто не обнаружит.
Сначала я обулась, какие-то мелкие колючки впивались в ноги, затем я кое-как натянула на себя платье, расправляя его на себе, о чём-то задумалась, и в это мгновение… меня в полной темноте, кто-то… схватил за ногу. От леденящего ужаса, сжавшего моё сердце, я задохнулась. Обрывисто, но громко пукнула и… почти кончила. Чудовищный ОРГАЗМ… зашёл тугой волной и сжимая ужасающими тисками, в шаге остановился… С каждым ударом сердца… чувствовалась его страшная пульсация…
Какая-то пьянь, валявшаяся прямо у меня под ногами (надо же такому случиться) злорадно прохрипела:
- Зинка-а-а, явилась? Ну, теперь не уйдёшь!!! Не д…о-обью, так яйцами доколочу!!! - с этими словами он начал тянуть меня за ногу.
Орать я уже была не в состоянии, у меня отнялся голос, с вылезшими глазами из орбит, я со страшной силой вырвала ногу, и рванулась в сторону. В это мгновение я подвернула левую лодыжку, но не чувствуя резанувшей боли, чесанула через затрещавшие кусты.
- Куда-а-а??? - хрипел он мне вслед. - Яйцами доколочу-у-у-у-у!!!
Объятая животным ужасом, я с бешено колотившимся сердцем рвалась через кусты, с треском раздирала платье и трусики о переплетённые сучья. Зацепившись за какой-то выступавший из земли корень, порвала правый босоножек, кожаная лямка, перекинутая через ступню, с хрустом лопнула. Как я его не потеряла, не понимаю.
Гнутые ветви секли мне лицо и руки, сухими, острыми концами драли ноги, но я этого не чувствовала. Мне казалось, что преследователь настигает сзади, вот-вот схватит за шею, повалит в кустах, и зажимая рот рукой, до самого рассвета снова и снова, будет зверски и ненасытно… меня доколачивать яйцами. Ощущение было такое, что я стою на месте, а ноги как во сне налились свинцом и отказываются слушаться. Казалось, прошла целая вечность, но вот, наконец, я вырвалась из раздирающих ужасом кустов, и настигаемая его криками, пошла широким, размашистым галопом, быстрее, чем только что умахивала, от сатанинской бой бабы.
Добиралась я к себе проулками. Небо уже начинало сереть и проясняться. Сначала я выглядывала из-за угла, затем быстрыми перебежками добегала до следующего поворота, и снова производила осмотр местности. Опасность встретить бульдожиху, за шкирку волокущую моего "бывшего", была велика. Кто знает, может она там с горла опрокинула в себя бутылку вина, и до рассвета, с остервенением месила из него тесто, а когда отрезвела, как кошеня за шкирку в зубах потащила его домой.
Другая проблема приносила мне жуткие, невыносимые страдания. Теперь уже пить хотелось так, что я почти не могла дышать. Иногда даже казалось, что перед глазами появляются мелкие, чёрные мурашки, и я начинаю терять сознание. К стене дома я прислонялась спиной, и облизывая пересохшие губы, с закрытыми глазами отходила, затем, держась рукой за стену, продолжала движение дальше. На моём пути не встречалось ни колонок, ни источников. Только были ночные ларьки, в которых продавалось всё. Но у меня с собой не было ни копейки, и купить воды я не могла. Как же я жалела, что не взяла с собой хоть немного денег.
Когда я уже была совсем рядом со своим пансионатом (мне оставалось пересечь всего две аллеи), я встретила молодого, симпатичного парня. Он сидел на лавочке, возле него стояла початая бутылка вина и в кульке какая-то закуска. Я выглянула из-за угла, он сидел один, вокруг больше никого не было. Я решила пройти мимо него быстрым шагом. Выйдя, направилась в его сторону. Он сразу на меня взглянул. Его глаза полезли на лоб. Он не мог оторвать от меня поражённого взгляда.
Вид конечно у меня был аховый. В разорванном платье, и надорванных трусах, в порванном, болтающемся босоножке, с исцарапанным лицом. Благо рассветать только начинало, и ещё было довольно темно. Когда я с ним поравнялась, он ко мне обратился:
- Девушка! Какое прекрасное утро, может встретим рассвет вместе?
Я ничего не ответила и ускорила шаг. Но он, не отводя от меня взгляда, не унимался:
- Может, немного выпьете, для настроения?
Я пошла ещё быстрее, когда же он приподнялся, видимо желая предложить мне вина, и даже может быть узнать что со мной случилось и успокоить, я сорвалась с места и как оглашенная лупанула по аллее, выложенной плиткой, бежать по которой было так легко.
Мне уже было не до этого. Эх мальчик, где же ты был раньше? Наверно он подумал, что я припадочная. А ведь он такой красавец, просто в моём вкусе. Да только оказался не в том месте, да не в тот час.
Через несколько минут я, маскируясь в кустах, приблизилась к своему пансионату. Долго стояла на углу и тревожно прислушивалась. Я боялась заходить, мне казалось, что бульдожиха караулит за дверью, и как только я зайду, она со зверским рычанием на меня накинется, схватит за горло, и растерзает в клочья. Наконец я с колотящимся сердцем, задыхаясь от страха подкралась к двери, тихонько её приоткрыла и заглянула в щёлочку. Коридор был пуст, внутри стояла мёртвая тишина. Растерзанный Вадик уже у себя? Или на пустынном побережье, где она всё еще месит из него тесто? Только бы меня никто не увидел!!! По лестнице я пулей взлетела на второй этаж.
Наконец я тихо зашла в нашу комнату, подошла к раковине. Мой иссушённый, обезвоженный организм требовал влаги, набирать стакан за стаканом у меня уже не было сил, я припала прямо к крану и сосала воду до тех пор, пока не почувствовала что если меня нечаянно толкнуть, то вся выпитая вода выстрелит обратно, и соседи на нижнем этаже окажутся затопленными. За этим занятием мама меня и застала.
Спит она у меня всегда чутко, поэтому, когда она услышала журчание воды, то сразу проснулась. Уже светало. Повернувшись на правый бок, и подперев голову рукой, она, зевая, спросила:
- Вернулась дочка? Как рассвет? Понравился?
Нагнувшись, я стояла к ней спиной, и всего моего "сказочного" вида она видеть не могла. Наконец минут через десять я оторвалась от крана, с трудом разогнулась и, стараясь не делать лишних движений, прислонилась спиной к стене. И только тут мама меня увидела во всей красе…
Сон с неё сшибло как рукой, ужасаясь моему виду, она вскочила с кровати. Протягивая дрожащие руки, она шла ко мне и перепугано стонала:
- Боже!!! Боже!!! Господи!!! Господи!! Доча!!! Доча!!! Что случилось??? Что случилось??? Что с тобой сделали??? Неужели…???
Вид у меня и действительно был сказочный. Всё моё лицо было расцарапано, руки и ноги в ссадинах. Разорванное, висящее тремя лохмотьями платье, открытые виду трусики были тоже порваны. Лопнувший на ноге босоножек сполз на бок. А вторая нога неестественно вывернута.
- Да нет, - слабо сказала я, - всё нормально… Просто я купалась.
Не понимая, мама переспросила.
- Что?
- Ну… неудачно нырнула. Лицом в песок. Там оказалось мелко. А руки и ноги о ракушки расцарапала, когда по инерции, вдоль дна прошлась.
- А с платьем что? И босоножек вон порван…
- А это когда я одевалась, за железные штыри зацепилась, в темноте их не увидела.
- Какие штыри? - её глаза расширились.
- Ну в конце пляжа помнишь? Там грибки ставят и лавочки, где всё арматурой истыкано?
- А-а-а-а! А что же ты туда пошла?
- Там никого не было, - нагло я соврала, - а ближе люди купались. Я хотела встретить рассвет одна. - И в самом деле, не могла же я ей рассказать всей правды!
- Доча, а что от тебя вином пахнет? - голос мамы стал твёрже. - Ты что, пила? Ты же у меня непьющая девочка!!!
- Да нет мама, что ты. Я выпила всего лишь глоточек. На обратной дороге девчонки сидела на лавочке, для успокоения налили. Чисто символически.
Маму я успокоила как могла, от еды отказалась и сказала, что хочу поспать. Направившись к своей кровати, я только тут почувствовала, что подвёрнутая нога начала стрелять пронзительной, режущей болью. Кривясь и отворачивая лицо, я, стараясь не хромать, всё-таки дошла до кровати ровной походкой. Как только легла, меня охватила страшная слабость. Силы окончательно меня покинули. Я уже была не в состоянии подняться на ноги, и даже дойти до раковины.
За окном уже наступил мой упущенный рассвет, тишина постепенно уходила, с улицы начинали слышаться голоса людей, проезжали под окнами первые машины. Мама тоже легла доспать, она всё ещё продолжала сетовать, но я всё свела на шутку. Мы посмеялись и скоро она заснула. Я же заснуть долго не могла. Не поднимаясь, змеёй извиваясь на кровати, я сняла с себя обворожительный и уже ненавистный мне купальник и засунула его под матрац. Накрывшись простынёй, я, обнажённая, так и не "встретившая свой рассвет", забылась беспокойным, тревожным сном.
Проснулась я около полудня. От перепитой сверх меры воды, моё лицо оплыло как подтаявший холодец. Я стала похожа на обезображенную, бесформенную матрёшку, с африканскими губами и китайскими глазами. У нас оставалось ещё четыре дня отдыха, три дня из которых я не выходила из номера. При мысли о том, чтобы показаться на улице, мои волосы словно наэлектризованные принимали вертикальное положение - в буквальном смысле они становились дыбом. Мне виделось, что разъярённая, похмелённая до бесстыдства бульдожиха рыщет по улицам, с хрустом сжимая свои огромные кулачищи, скрипит зубами, и с бешеными глазами меня разыскивает. Это была паранойя.
К тому же если бы я и захотела, то всё равно выйти б не смогла. Моя бедная подвёрнутая ножка, как только я на неё становилась, стреляла такой пронзительной резью, что из моих слезящихся глаз брызгали ослепительные искры. Мою ногу осмотрела дежурная медсестра, она сказала, что это простой вывих и в этом нет ничего страшного. На голень она наложила тугую повязку и добавила, что через несколько дней боль пройдёт. Лицо же, руки и ноги она обмазала мне йодом, отчего я стала похожа на вернувшегося с задания спецназовца.
И только тут меня накрыло таким страхом, что я, бледнея под йодовой сеткой, застыла от ужаса - а что если она, зная своего благоверного, накачала его спиртным, и с "пристрастием" начала выпытывать моё местонахождение. Могу сказать одно - вчерашний страх, по сравнению с этим был … НИЧТО.
На три дня словно в кому, я впала в состояние тревожного ожидания. Мне казалось, что он в бессознательном состоянии может обо мне проболтаться. Почти поскуливая, я каждую минуту ожидала, что выбив дверь ногой, она ввалится в наш номер и поводя страшными глазами… остановит их на мне. Холодея, я часто косилась на дверь почти безумным от ужаса взглядом.
В результате страшного стресса и тройной дозы адреналина, впрыснутого в мой организм, меня пробило на страшный, изнуряющий жор. И все эти три дня - я ненасытно, свирепо жевала, при этом слегка покачиваясь и почти молясь, чтобы он меня не выдал.
Пытаясь забыться, я ела всё подряд, и мне было безразлично, что жевать и что глотать. Я не могла насытиться. Не отрывая глаз от телевизора, я протягивала руку к стоявшему рядом столу, брала, что попадётся и тянула в рот. Я уминала всё. Шоколадные, каремельные и сосательные конфеты. Причём сосательные не сосала. А с хрустом изгрызала зубами и глотала кусками.
Завтрак, обед и ужин я не просто съедала, а дотошно и тщательно обтирала хлебом тарелки. Каждый день мама с племяшкой ходили на рынок и притаскивали набитые сумки, которые я уже до вечера опустошала. Я ела всё. Запечённую курицу, рыбу, колбасу, буженину. И даже из мясных остатков делала огромные ассорти-бутерброды, обильно заливала майонезом и съедала.
Каждый звук, доносившийся извне, будь то хлопанье дверей, топот или голоса людей, накатывал страхом и приступом голода. Почти лишаясь рассудка, я брала сырое мясо, посыпала солью и пыталась жевать, которое мама вовремя, вырывала изо рта, кидала на раскалённую сковородку и возвращала мне в жареном виде.
Я ела пирожки, булочки, пирожные, вафли и рулеты; разорванные кулёчные упаковки только успевали отлетать в сторону. Сладкие сухарики в пачках изгрызала как зубастая бобриха. Мало того, я объела свою любимую племяшку, я умяла все её сладости, тайно вскрывала большие пачки попкорна и перепугано оглядываясь, жменями отправляла их в рот. Не пропадали даже оставшиеся на дне крошки, которые я бережно ссыпала в ладонь и проглатывала не пережёвывая.
В общем, я грызла всё, что можно было разжевать и проглотить. А когда я подметала всё до упора, то пока дожидалась маму с рынка, закидывала в рот жевачку, и как жвачное животное, отстранённо и тщательно её пережёвывала. Даже просыпаясь ночью, я в темноте хватала со стола что попадётся, и жадно съедала.
Все три дня мой рот был словно конвейер, по которому беспрерывным потоком в желудок поступала сплошная продукция. Все три дня мои щёки были раздуты как у хомяка, за которыми постоянно пережёвывалась и глоталась пища. Глаза мои бегали из стороны в сторону, а челюсти всё это время быстро и безостановочно двигались.
Но вот и трое суток моего праздника желудка истекли, и на курорте нам оставалось провести всего лишь один день. Утром последнего дня я проснулась и с облегчением подумала, что наконец-то бульдожиха на носилках затащила "моего" Вадика в вагон, и они уехали. До этого я, на чём свет стоит, проклинала "своего" сюрпризодателя, но только теперь я "помянула" его с благодарностью - он оказался настоящим партизаном: пройдя все круги ада, он меня не сдал. Опасность миновала. Теперь мне ничто не угрожало.
Как только я это осознала, у меня исчезла паранойя, а еще я с удивлением обнаружила, что у меня прошёл ненасытный аппетит. Я взглянула на стол, заваленный конфетными фантиками, рваными кулёчными упаковками и смятыми картонными коробками. В середине стола на тарелке лежало большое яблоко. Оно было красное и блестящее, словно его долго натирали, пока оно не засверкало. В лучах солнца, падавших через окно, оно искрилось и буквально переливалось. И конечно выглядело очень аппетитно. Любому взглянувшему на него сразу хотелось его раскусить и ощутить сочную мякоть, брызнувшую сладким, терпковатым соком.
Но я взглянула на него… равнодушно. Мне уже не хотелось есть. Поднявшись на ноги, я медленно прошлась по комнате, боль уже почти прошла и я ступала, лишь слегка прихрамывая. Вернувшись на кровать, я разбинтовала ногу, и сняла тугую повязку.
Три дня отдыха были потеряны, а так хотелось, в эти последние денёчки, не выбираясь из моря, барахтаться в нём до самого отъезда. А вместо этого, от ужасающего переедания, меня зверски разнесло.
Как на сносях я тяжко огрузилась. Щёки оплыли, бока обвисли, прорезались омерзительные, жировые складки и я стала тяжела на ногу.
Выходное платье на мне уже сидело не свободно.
Под напором прущего веса сначала село в обтяжку, затем с треском потянулось, а под бритыми мышками начало резать до слёз.
Мои некогда изящные икры уже не играли и не притягивали мужские взоры, а вспухли, обросли волосами и затвердели как запарафиненные. Мужчины теперь оставляли на них тяжёлый, немигающий взгляд и, скрытно морщась, отводили глаза в сторону.
В номере я смотрела на себя в зеркало застывшим, пустым взглядом. Эмоций у меня не было, они исчезли. Онемело воспринимая данный факт… я всё же не могла в это поверить. Как у женщин всё быстро … буквально мгновенно меняется. Сегодня ты такая … а завтра уж совсем другая …
Молча повернувшись, я, переваливаясь как пингвин, направилась к побережью. Где до самого вечера, плавая вдоль берега, пыталась согнать лишний вес.
Но вот и этот, последний день кончился, следующим утром мы сели на поезд и поехали домой. Отголоски зверского переедания давали о себе знать и в пути. Иногда я вскакивала и неслась в конец вагона, но у "заветных" дверей творилось столпотворение. В последние дни у курортников, как и у меня, чудовищный аппетит брал верх над разумом, но уже по другой причине. Они набирали сумки фруктов, и по совковой привычке, прямо в вагонах, безостановочно насыщали себя впрок питательными витаминами. Которые быстро прочищали организм и тут же выбивались наружу, с присвистом взрываясь белым, сахарным паром.
Находясь в длинной очереди, я вместе со всеми забористо пританцовывала, и лишь иногда, когда прижимало не на шутку, и пары выбивались уже тревожными гудками, я боясь опростаться переходила на жгучую ламбаду.
В итоге я потеряла последние три дня отдыха. А такие дни, как известно, являются самыми бесценными, так как на их излёте хочется впитать всё то, что как всегда оставляешь на потом. Набрала лишнего весу на… 11 килограмм и 800 грамм (по понятным причинам фото не выставляю, иначе сгорю со стыда. Как снова войду в норму - выставлю. А нынешнее фото … это, уж признаюсь, прошлогоднее) и моя тайная мечта подошла так близко, и остановившись в шаге… разбилась вдребезги.
На память о морском "рассвете" я привезла порванное платье, лопнувшие босоножки и разорванные трусики. Но вот одна лишь мысль, не давая покоя, … всё изъедает меня безответным вопросом.
Какой же сюрприз этот гад мне обещал???
