Мир несовершенен, и мы находимся не после его создания, а в самый момент его создания — это очень старая мысль. Красивая. Но что она означает?
Банальный пример: мы есть такие умные (сапиенсы), принимаем умные решения, по-умному реагируем на обстоятельства... Но назавтра мы можем еще поумнеть, понять что-то новое, а решение уже принято. И оно могло бы быть лучше.
Наш мозг — само совершенство, вершина эволюции, так сказать. Но умение им пользоваться — отдельный вопрос. Руководство пользователя написано на не очень понятном языке.
Один и тот же мозг в разное время под разными углами и в разных обстоятельствах выдает совершенно разное. Ладно еще, если это решения с минимальными последствиями. А когда нет?
Особенно это касается наших решений о продолжении рода, так сказать... Даже в условиях сексуальной революции и планирования семьи случается всякое... А если эти решения принимаются в таком возрасте, когда о понимании можно только мечтать?!
Так несовершенные решения продолжают участвовать в созидании мира, который...
О чем мой предыдущий пост?
Я ищу фундаментальные причины несовершенства мира. То есть существует представление о том, что мир идеален: ладно пригнан всеми своими элементами, логичен (то есть может быть объяснён какими-то причинами). В таком смысле, да, мир "идеален". По Гегелю, все действительное разумно.
Но каждое конкретное решение могло бы быть лучше. И историческое решение, и житейское.
Не знаю, как это выглядит на большом отрезке времени, как в этом смысле функционирует эволюция: кажется, глупые решения имеют мало шансов сохраниться и укрепиться. Но на исправление и укрепление нужно время, "сглаживание ошибок" само по себе есть история решений и новых ошибок.
И с этой точки зрения мир неидеален, развивается по неидеальной траектории. По идиотской траектории, прямо скажем...
А что история нерациональна — так это тоже старая истина.
Когда появляются ошибки? Что такое "ошибки"? Это связано с индивидуальностью? Со свободой воли?
Типа косная материя развивается логично, математически безошибочно, а вот потом...
Хотя принцип строения мира неизменен на всех уровнях (есть такая максима). То есть физика тоже совершает ошибки? Звезды? Белые карлики?
Змея — уже индивидуальность: она принимает некие решения напасть / не напасть на крысу или мышь, оценивает свои шансы победить / получить повреждение... Но по нашим меркам змеи — тупые и безэмоциональные, без никакой эмпатии...
А ошибки уже возможны, пусть они еще мало на что решают в глобальных масштабах.
Но они уже есть...
"Ошибочность" узнается со временем / определяется временем. Именно со временем дается оценка решению. "Практика — критерий истины", — учил я в школе классика ленинизма.
В этом смысле речь не об ошибках — есть решения, которые могут оправдаться или не оправдаться в будущем. Важно, что сроки этого будущего не определены и можно провести несколько линий подведения итогов...
Змея, напавшая на крысу и получившая смертельное повреждение, наверняка совершила ошибку. Простая безэмоциональная бессовестная тварь заплатила жизнью за ошибку. Это просто.
Есть неизмеримо более сложные решения. Они имеют последствия на нескольких уровнях. Черчилль был выбран премьер-министром в мае 1940 года: Великобритания решила, что важны принципы, а не сиюминутные выгоды. Сиюминутные выгоды были признаны неперспективными. Гитлер был посрамлен.
А герой Первой мировой войны маршал Франции Петэн тогда же в мае 1940 года выбрал путь смирения, чем спас немало французских жизней. Борьбу за принципы он передоверил другим героям (де Голлю) и другим странам. И как это все оценивать, в каких категориях: "ошибочности", "оправданности"? В 1940-42 годах выбор Петэна казался оправданным, а уже начиная с 1944 года — ошибочным.
В условиях неопределенности будущего любое решение может оказаться правильным, неошибочным. На каком-то уровне сложности вопрос "ошибочности" усложняется до полного размывания смысла.
...Когда-нибудь кто-то примет, наконец, решение о начале глобальной ядерной войны. Это будет ошибкой. Но, может, так и нужно?
Прежде чем двинуться дальше, хочу отвлечься на сиюминутное, что волнует меня здесь и сейчас.
Кто только не вспоминал несчастного Фукуяму с его "концом истории"! А ведь как хорошо начиналось! — "Столбовая дорога человечества к светлому будущему найдена, теперь нужно, чтобы отстающие народы и общества выбирались на нее, а передовые народы бы ее расширяли и обустраивали".
Фукуяма, конечно, посрамлен. Но мысль-то осталась и свербит.
Хотелось бы думать, что история всё расставляет по своим местам, всем сестрам раздаёт плюс/минус по серьгам. Что глупые решения становятся очевидны. Что Гитлеры всегда бывают посрамлены. Исторический приговор, так сказать.
И если этого не происходит сразу и скоро (вон как пытаются реабилитировать Ленина, Сталина и даже Ивана Грозного), то все равно... когда-нибудь... в исторической перспективе...
Сумасшедшие диктаторы сейчас снова сдвинули здравый смысл набекрень, вывернули этику наизнанку, обессмыслили слова — хотелось бы думать, что это временно. Что есть некая "норма человеческого поведения", к которой мы вернемся (всё вернётся) само собой, естественным течением вещей.
Не факт.
Вопрос: насколько тоталитаризм может быть вечным или сколь-нибудь долговременным? Или он противоречит каким-то глубинным "нормам человеческого поведения"?
Конечно, главное свойство биологической особи (и человек не исключение) — это адаптация. Но ко всему ли можно адаптироваться? Нельзя адаптироваться к отсутствию кислорода во вдыхаемом воздухе и к отсутствию гравитации; болезненна адаптация к полному одиночеству, к информационному голоду... Но есть и более "тонкие" настройки.
Судя по всему, "нормы человеческого поведения" все-таки существуют. Это обычные житейские решения ("житейские" в этом смысле вполне аналогичны "экзистенциальным"); как врачу, мне сразу приходит на ум обезболивание страдающих, очеловечивание психоневрологических интернатов, борьба с семейным насилием... Мамы любят детей, дети беззащитны и нуждаются в защите. Старики тоже беззащитны и нуждаются в защите... — Помочь голодным. Вылечить болезных... — Разве это не "общечеловеческие ценности"?
Отчего-то тоталитаризм отрицает "общечеловеческие ценности". Идеи важнее человека — именно это в нем отвращает.
Потом оказывается, что и идеи — так себе, или извращены так, что сами авторы их не признают; что идеи могут значить меньше, чем "общечеловеческие ценности" для себя и своих близких...
...А печи для сжигания евреев нужно скрывать. Солдаты после массовых убийств утрачивают боеспособность. Или вот сталинисты всеми силами снижают число репрессированных и настаивают, что поляков в Катыни расстреляли немцы. Хотя что в этом такого? Сам Сталин и Ко не видели в этом ничего плохого!
А еще бесконтрольность тоталитарных обществ способствует взращиванию разного рода извращений, от которых кровь стынет в жилах. Бытовые детали функционирования тоталитарных обществ даже страшнее глобальных преступлений.
...В конечном счете, всё сводится к формуле "Что такое хорошо и что такое плохо!" (В. В. Маяковский хорошо формулировал.) Причем мы теперь должны признать, что вот это большое "Хорошо" складывается из множества маленьких "хорошо", обычных житейских ("экзистенциальных") Благ.
Так и глобальный спор "человечности" и "озверения" имеет совершенно конкретные маленькие площадки, каждая из которых вполне подпадает под "нормы человеческого поведения".
Но, может, то что видится простым и понятным в конкретных случаях, не так просто в глобальном масштабе?
Термин "общечеловеческие ценности" может сбить с толку. Он не означает, что англичанину есть дело до туземца, а китаец обеспокоен голодом в Гондурасе, — нет! "Общечеловеческие ценности" — значит, что у англичанина, китайца, туземца и гондурасца — одинаковые органы чувств, они все относятся к сапиенсам, а значит, они могут понять друг друга на основе неких общих принципов, тех самых житейских.
Чужая боль может не трогать. Это, конечно, удивительный феномен, но это медицинский факт. А вот своя боль ощущается вполне адекватно, своя и своих близких. Степень близости при этом может варьировать в широких пределах. И кого-то трогает боль только своей семьи, кого-то задевает боль своих соседей, просто знакомых, а порой и незнакомых людей, но которые живут в одном с вами в одном городе. Дети Африки — это абстракция, но иногда их можно увидеть, иногда что-то может зацепить, и их боль и страдания станут ближе и заставят что-то поменять в поведении.
Пропаганда как раз педалирует тему близости абстрактных понятий; в марте этого года мне приходилось гулять вдоль уличной фотовыставки "дети Донбасса". А я проходил мимо, стараясь не зацепиться и не вляпаться в пропагандистскую грязь.
То есть пройти мимо чужой боли можно, даже когда она рядом и может быть навязчивой. Мы проходим мимо нищенок, мимо попрошаек. Главное: не впустить в себя.
Причем я говорю о "норме", не об отклонениях психики.
У этого механизма есть много лиц.
В конце концов, люди стремятся к комфорту. "Выход из зоны комфорта" — это такая шутка...
Комфорт, конечно, следует понимать в широком смысле. Главное — снижение стресса, который сопровождает (скорее преследует) нас всю жизнь. Мышке нужна норка, потому что тесные стенки норки, касаясь боков мышки, подают нужные сигналы в мозг и повышают ощущение безопасности и снижают уровень стресса.
Люди недалеко ушли от мышек. Кроме известных органов чувств (зрение, слух, обоняние...) существует большое число тонких настроек, позволяющих адаптироваться к окружающей среде и сбой которых приводит к дезадаптации, стрессу, патологии.
Сталинская система, кроме всего прочего, была крайне стрессогенна, в том числе для самих винтиков этой системы, даже самых высокопоставленных. Понятно, что долго жить в условиях высокой истерики невозможно. Отсюда — откат к "нормальности" хрущевской оттепели, и еще дальше — к брежневской стабильности ("застою").
Значит, "нормы человеческого поведения" существуют. Значит, всё что им противоречит, не будет долговечным...
...Такие стариковские рассуждения. Изобилие молодых людей означает избыток гормонов, с которыми они еще не умеют справляться, которые они еще не умеют контролировать (у детей и подростков процессы возбуждения еще преобладают над процессами торможения). Общество с избытком гормонов вполне готово к новой "истерике". Истерика, конечно, исторически конечна, но в истории очень даже запоминается. Такие истерики историки долго не забывают.
История как истерия.
Стресс как движитель исторического процесса...
Я представляю себе несчастного неопытного водителя-ученика, впервые выехавшего без инструктора на оживленную трассу...
Всем известна сцена со II съезда Советов 25 октября 1917 года, где "Ленин такой молодой..." Когда меньшевики ("с козлиными бородками") побоялись взять власть в свои руки, потому что не обладали должной компетенцией, и точно знали об этом. А большевики не побоялись: "Есть такая партия!"
А потом — сплошной стресс: германское наступление, Брестский мир, "молодая республика в кольце врагов", голод и холод в столице, вся страна, вставшая на дыбы...
А бывает так, что движителем исторических процесса становится злоба, или ревность — как источник принятия решений...
Там где историки ищут (и нередко находят) рациональность, оказываются сплошные личностные решения, аффектации...
...Не зря обычные люди чураются политики, как источника стресса. А политики постоянно принимают решения в условиях стресса.
Итак, я сделал круг и вернулся в исходную точку: мир строится несовершенными решениями, редко когда рациональными. Отсюда столько глупостей и столько странностей.
Казалось бы, глупые и нерациональные решения не должны выдерживать проверку временем, их должна смывать Река истории.
Но непонятно, какое время брать за отсечку...
Есть такая техника — хождение по плавучим льдинам на реке, где каждая конкретная льдинка ненадежна, но вполне дает на короткое время возможность опереться и позволяет шагнуть вперед. Так можно добраться до островка безопасности. Это не МММ, это другое, но всё же...
Тоталитаризм выглядит эволюционным тупиком, таким девиантным политическим поведением. Он сродни такой бедовой семье, с пьющим мужем, несчастной работящей женой, которая всё тянет и всех обеспечивает, но которую муж бьёт, "потому что любит", и детьми, которые всё это воспроизведут в своих семьях в своё время...
Решение белорусского народа в 1994 году избрать первым президентом страны ЛАГ легко объяснимо. "Колхоз", "совок" — "всем всё понятно".
А вот продолжение "колхоза" и "совка" в XXI веке уже выглядит дико. Ошибка, однажды допущенная, всячески сопротивляется своему исправлению.
...В свою очередь ни одна страна, вышедшая на "столбовую дорогу цивилизации", не выглядит идеальной. Каждая такая страна "коллективного Запада" чудит по-своему. То есть как бы "столбовая дорога" есть, а идеала нет. И это что-то значит.
Мир созидается несовершенными решениями... Потому что СНАЧАЛА делаются глупости, а ПОТОМ мы это понимаем.
Вернее, не так: сначала принимается решение, потом выясняется, что оно значит и каково оно.
А зачем принимаются решения? Откуда эта свобода? Зачем эта воля?
...Мир меняется, это его физическое свойство. И в меняющемся мире нужно изменение стереотипа поведения, поэтому приходится принимать решения, которые раньше никто не принимал... Можно принимать решение рационально, можно "голосовать сердцем"...
Мы инстинктивно полагаем, что в серьёзных вопросах умный лучше дурака. Мы полагаем, что наука — это хорошо, ведь она — источник стольких наших благ!..
Хотя наука — тоже ограничена, а порой бывает даже более ограничена, чем житейский опыт, который понимает свою ограниченность. Хороша наука и хорош тот ум, которые понимают свою ограниченность. История научных открытий полна страхов и ужасов. Одна популяризация лоботомии и лобомобили чего стоят!
...А решения принимать нужно, даже сознавая свою ограниченность. Хорошо, что глобальные решения нужно принимать редко. А вот простые решения элементарных вопросов (насколько элементарны позитрон и электрон) — это наша повседневность.
Решение всегда предшествует его оценке. Точно так же объяснение мира всегда проще самого мира, всегда его упрощение. Мы не можем познать мир ровно потому, что наше познание должно в этом случае стать конгруэнтно самому миру, на познание мира требуется потратить всю энергию самого мира. Так наше познание остаётся ограничено нашим мезокосмом, потому что на микрокосм (всего что "меньше нас") и макрокосм (всего что "больше нас") у нас просто не хватит энергии.
А принимать решения в условиях непознанного, суть непонятого мира — это путь к ошибкам.
И это нормально, это привычно, иначе не бывало и, похоже, не будет.
...Вернемся к "безэмоциональным и бессовестным змеям" (про отсутствие эмоций — это я загнул, конечно). Порой змея испытывает голод, и мы наблюдаем у неё так называемое "пищевое" поведение, обусловленное определенными биологически активными молекулами. А когда она насытится, она замирает, почти засыпает и переваривает пищу ("динамическое действие пищи"), опять же под влиянием биологически активных веществ. А ещё у змей есть "половое" поведение — и опять под влиянием регуляторных молекул. Но всё-таки иногда змея "просто живёт": ползает, познаёт окружающий мир, "думает, чем заняться"...
Главное: змея не живёт "зачем", у неё нет этого вопроса. Вся её жизнь — это жизнь "почему". Даже если мысль "зачем" посетит её мозг, кто знает? — она не найдёт там места. Она ни для чего.
У змеи есть поле для принятия решений, есть небольшой зазор над инстинктивным поведением, где именно конкретная особь принимает решение: напасть или уползти. Но её "свобода воли" очень ограничена, не развита.
Иногда большие государственные машины ведут себя так же "просто", нельзя сказать, что безмозгло, но без ответа "зачем". Так, в 2019 году было затеяно большое уголовное дело против белорусских анестезиологов-реаниматологов. Дело это закончилось тогда ничем, но подвигло уехать из страны целую плеяду молодых перспективных специалистов. Змея репрессивных органов имела "свободу воли" выбрать объект преследования, но само желание на кого-то напасть уже появилось...
Между тем, развитая "свобода воли" и обусловленное ею увеличение разнообразия — большое эволюционное преимущество. Жесткий стереотип поведения, слабая развитость "свободы воли" в меняющихся внешних условиях грозит популяции вымиранием.
А на каком-то этапе развития "свободы воли" появляется и вопрос "зачем". И уже в конце XIX века Ф. Ницше записывает афоризм: "Имеющий ответ "зачем" выдержит любое "как"!
Мы предположили, что мир не создан одномоментно совершенным. А это означает, что он продолжает созидаться здесь и сейчас, в том числе с нашей помощью. Соответственно, он будет таким, каким получится.
Значит, никакого окончательного проекта нет? Значит, окончательного проекта не только нет, но и быть не должно? Ведь если неопределенность будущего оправдывает любое решение, то и окончательный проект неизвестен.
Довольно неожиданный вывод: идеала не только нет, то и быть не должно!
А это значит, сама легальность вопроса "зачем?" поставлена под вопрос. Но этот вопрос есть, он возникает в нашем мозгу. Главное: наш мозг — это очень высокий уровень эволюционного развития. И однажды возникший, он требует ответа.
Но это не значит, что вопрос имеет ответ.
В процессе бурного обсуждения абсолютно абстрактных понятий появились новые формулировки и новые вопросы (а то, что мы готовы бурно обсуждать абстракции, спорить о них, бить за них "лица" и даже убивать за них, много говорит о нас и наших свойствах).
Формула "Божественный одномоментный акт творения" ("...и это хорошо!") не работает. Мы ведь не навязываем миру наши формулы, мы формулами описываем то, что нас окружает и что дано нам в ощущениях, физических и мистических (к последним придется / хотелось бы вернуться). — Нет, мир не закончил своего развития, он далек от совершенства. Это, скажем так, факт.
Вторая формула: "Божественный (что бы мы под этим словом не понимали) проект совершенного мира" — "совершенный" в такой трактовке значит "идеальный", — страдает проблемой наличия "идеала", которому нужно / придется следовать. А это значит, что есть знание Будущего. Значит, оно УЖЕ есть? И тогда от наших (и любых других) действий ничего не зависит?
Это странно и противоречит нашему опыту. Аргумент "наш опыт" — так себе, но, как говорится, "другого опыта у меня для вас нет".
Уж очень все это похоже на выборы в Беларуси 2020 года: "от вас ничего не зависит", "никуда не ходите"... — Нет! Может, наша роль в пьесе — без слов и не больше чем "поди-принеси", но она есть. И потом, если бы от нашего выбора ничего не зависело, разве имела бы смысл пресловутая "свобода воли"?
...Бытие представляется мне ткацким станком, где ткань, вышедшая из-под станка — это прошлое, оно уже есть, соткано, и его можно рассматривать и изучать, над ним можно плакать и на нем можно справлять пиры... Настоящее — в "жерновах" (технически это называется как-то иначе).
А вот будущее имеет вид множества нитей, которые еще ждут переплетения, еще только готовятся стать плотно пригнанной тканью... Эти нити переплетаются, выскакивают издалека и так же могут уйти далеко в сторону...
...Понятно, что всему нашему развитию есть причина (может, не одна, и это — отдельная тема), и она умопостигаема. Есть источник усложнения, так сказать, негэнтропийный импульс — против Второго начала термодинамики.
И мы логичны — что не означает, что мы совершенны ("идеальны"), все с точностью до наоборот: мы не совершенны, ибо ничего не закончено.
Как ни хочется витать в облаках и решать абстрактные вопросы, которые не имеют никакого практического значения, конкретные жизненные обстоятельства заставляют порой приземляться и отвечать на вопросы именно земные.
Так, мне пришлось отвлечься и обратить внимание на "земное". И вот мой ответ: Общество не обладает сознанием. Народ не является субъектом. Субъектами являются люди, не как совокупность, а — отдельные люди со своими физическими и психическими недостатками. Это важно? Это важно с той точки зрения, что "народ" из фигуры речи не переходит в субъект, который "что-то хочет", "что-то требует" и "на чем-то настаивает"...
Точно так же, сколько ни говорят про "искусственный интеллект", он, возможно, есть, а вот нового суб'екта со своим сознанием нет. И не предвидится. Слава Богу, это не в человеческих силах.
Это имеет какой-то фундаментальный смысл, но мы к нему не допущены. Мы многого не понимаем. И слава Богу))
...А вот что не слава Богу, так это то, что мало того что мир не создан одномоментно и совершенным, в соответствии с неким окончательным планом ("идеалом"), так еще и созидается не самыми рациональными и умными решениями. Глупыми, как мы часто видим. "Глупость или измена?" — вопрошал на закате Российской империи П. Н. Милюков. Теперь, благодаря изысканиям историков, мы знаем, что глупости тогда было больше, чем измены. Почему же всё так глупо? И откуда мы знаем, что иначе было бы умнее и лучше? Пока мы не умеем клонировать мир и проводить, как это положено в современной медицине, двойные слепые исследования на параллельных мирах.
...Люди принимают решения, они при этом о чем-то думают и на что-то рассчитывают. Из этих решений ткется ткань Будущего. Эти решения неидеальны. Их оценивают столь же неидеальные люди. Откуда здесь возьмется объективность? Что здесь можно понимать под словом "объективность"?
Вообще-то, в том что нет преопределения и в том что нет преопределёного Будущего, даже в проекте, много хорошего. Нечем оправдать свою подлость, нет высоких идей, которые бы их оправдали...
Подлости во имя высокой идеи на самом деле познаются только в подробностях. Без знания подробностей нельзя раскрыть никакое преступление. Без знания подробностей преступление может даже выглядеть "красивым"!
Нет! История познается в подробностях. И преступления познаются в подробностях. "А вот голодомор, миллионы, не миллионы... Вы где стояли с винтовкой, когда обезумевшая от голода женщина убила и с'ела свою дочку?.."
И как вот вы с винтовкой и опытом вот этого стояния перед обезумевшей женщиной будете строить "светлое будущее"? Какое будущее? Где оно "светлое"? Что вы вообще можете построить?
...Если предопределенного Будущего нет, то все позволено? Да. Но если оно есть, ради него позволено больше...
Интересно: предопределенного Будущего нет, а вектор развития мира есть, и он имеет наше человеческое название: это эволюция, это усложнение. У этого вектора есть причина, вполне очевидная: просто светит Солнце, светит сильно и светит долго. Часть энергии накапливается, складируется (в виде угля, нефти и газа, например, а мы теперь этим пользуемся), часть энергии тратится сразу здесь и сейчас: растут растения, их едят животные, они конкурируют между собой...
Солнце как всеобъясняющая причина — чем плохо? Добро в чистом виде: возможность жить, позволение Быть. И объяснений никаких других больше не нужно!
И вообще, мы рождаемся не по своей воле, попадаем в определенные обстоятельства, имеем при этом определенный набор качеств, не нами выбранных, растем, учимся пользоваться челюстями и руками, потом головой. А когда, наконец, научимся уму-разуму и перестаем делать самые явные глупости — тут и умирать пора. Из нас не получается идеала, но мы успеваем пожить в свое удовольствие или неудовольствие, оставляем потомство и след в Истории. Или не оставляем...
Важно, что наши решения, случайные, недостаточно продуманные и зачастую сделанные из ложных посылок, в любом случае остаются в жестких физических рамках. Если вернуться к модели ткацкого станка, нужно обратить внимание на качество нитей: на материал, из которого они сделаны, на их изношенность, толщину... От этого зависит не только красота узора, но и плотность уже сплетенной ткани, ее изъяны, наличие плотно завязавшихся узлов, которые уже в Прошлом и разрубить которые уже не получится, но из-за которых весь узор пошел наперекосяк, да так, что непонятно, когда узор сможет выравниться и выравнится ли он когда-нибудь вообще...
Станок, конечно, не ткацкий, а как минимум, 3D-принтер. Но важно, что при данном расположении нитей, при данном их качестве и несмотря на их, нитей, желание, некие узоры не смогут получиться чисто технически.
Предопределенного Будущего нет, но определенные качества будущего мира можно предугадать более-менее уверенно.
Освоив Разум, сапиенс посвятил много времени познанию действительности, включая изучение прошлого. Не просто так: наше познание нацелено, в том числе, на угадывании Будущего.
Понимая Бытие как ткацкий станок или 3D принтер, угадать ближайшие события несложно. Нужно только держать в голове все возможные комбинации переплетения нитей, качество и изношенность нитей. Это, конечно, сложнее шахмат, не самой простой игры, но технически выполнимо.
У меня перед глазами еще одна несложная модель: в моем родном Витебске по одному и тому же маршруту ходит троллейбус #3 и маршрутное такси #66. Сев на такси, которое обгоняет троллейбус, и выйдя на 15-й остановке, можно с большой вероятностью предсказать, что через 15-20 минут на эту остановку приедет троллейбус совершенно конкретного номера, и даже описать внешность водителя. Это чудо? Нет никакого чуда; все чудо — в знании траектории. Остаются, конечно, редкие неожиданности: аварии там, обесточивание сети, инфаркт у водителя, да мало ли?!. Хорошо бы еще знать расписание смены водителей, еще пару-тройку факторов...
Проблема: мы же гадаем о Будущем не просто так, мы хотим найти основание для своих решений, при этом не знаем, о каком количестве остановок идет речь!
Пространственно-временное прогнозирование абсолютно необходимо при охоте на дичь. Хорошо еще понимать последствия своих решений, хотя бы ближайшие.
Но чем дальше отстоит от нас предмет прогноза, тем больше фантазий.
И мы можем основывать наши решения на основе фантазий. Иногда это выходит очень кроваво...
В этот день (4 ноября), в который в 1612 году, как смеются историки, "ничего не случилось", имеет смысл несколько отвлечься и напомнить, что патриотизм — это не паранойя. Возглас "наших бьют!" обращен к "самым глубинам души" (скорее, к "самым глубинам естества"), и потому так эффективен.
То, что борьба за территорию, защита собственных ресурсов — это базовый инстинкт, очевидно. Это глубже осознанных решений, хотя именно разум способен обуздать ("взять под контроль") наши инстинкты, по меньшей мере, переосмыслить их.
Между прочим, базовые инстинкты — это та самая "норма", к которой мы часто обращаемся, как к положительному критерию. Механизм работы инстинктов у разумных существ — вообще тема крайне интересная.
Нам рациональное поведение видится лучше, оправданнее иррационального. Но не факт. Все сложнее.
К сожалению, внешние обстоятельства постоянно отвлекают от "высокой материи", и вместо размышлений на тему отличий вопросов "зачем"/ "почему", вместо решения дихотомии "человечность"/ "озверение" и многих других (важных и даже порой тоже вполне практичных) я вынужден опять реагировать на сиюминутное.
Когда мы в бессильной злобе трясем кулачками и восклицаем: "Рано или поздно... в исторической перспективе..." — мы ведь имеем в виду некую модель Будущего, в котором "естественное течение событий всё расставит на свои места". Мысль, безусловно, верная, не подкопаешься. Но как всегда, важны подробности: кто, когда, каким образом (за счет чего)... И опять, как вектор, является "норма", которой, может, и сложно соответствовать, но которая служит путеводной звездой (или маячком, в зависимости от степени свечения).
Так вот беречь свое дитя и не пускать на войну — норма. Равно как и благословить дитя на войну и желать ему вернуться живым, невредимым и с победой — тоже норма. Это — разные нормы. Казалось бы, непересекающиеся прямые. Но наша геометрия давно уже неевклидова: разные нормы разных уровней можно примирить, но это еще одна интересная тема ("столп и примирение Истины")...
Имперскость - "норма". Нормально для биологической особи желать максимально распространить свою сферу комфорта, суть сферу своего влияния. Колониализм — вполне естественное явление, опять же "норма". Рабство было нормой даже без кавычек (и как я недавно шутил, рабство было определенным прогрессом в сторону гуманизма, потому что раньше врагов просто убивали или убивали/съедали).
Всему свое время не потому что "историзм", а потому что меняются условия Бытия, меняются обстоятельства, которым нужно соответствовать. И дон Кехато уже вызывает смех там, где раньше вызывал уважение и трепет.
Все это настолько очевидно, что стыдно тратить на такие рассуждения свое драгоценное время. Но отчего-то обговорить эти вопросы нужно.
Почему-то считается, что совестливые люди <обычно / всегда> проигрывают спор с бессовестными людьми. Это не так! Мы все, и совестливые и несовестливые, продолжаем оставаться биологическими особями. А основное свойство биологических особей — адаптация.
Совесть — это механизм адаптации. Всё в нас — адаптация ("потому что"). Мы приходим в этот мир с определёнными предустановками, но затем проживаем свою собственную жизнь, прилаживаемся к окружающим обстоятельствам, не только к содержанию кислорода в окружающем воздухе, не только к гравитации, не только к влажности воздуха, температурным перепадам в течение года, определённой пище, определённой кухне, окружающим инфекциям, — но и к окружающим нас соседским детям, к школьной действительности, к дворовой шпане, к установкам классных руководителей, завучей, — и далее, далее... Кто-то адаптируется в модели "отличника", кто-то - в модели "троечника"…
Моя совесть — это часть моей адаптации. Меня "ей" обучали, я эту модель поведения перенимал от своих родных и близких, я принял её как свою неотъемлемую часть. Я не родился "совестливым и честным", потому что родители мои "совестливые и честные". — Эту технологию родители, их друзья, с которыми я общался, другие мои родственники мне передавали в процессе воспитания, а в процессе освоения (а колбасило меня, как положено) и дальнейшего применения мне она показалась эффективной, но понятно, эта эффективность не абсолютна, и в других условиях Бог весть кем бы я стал, в других условиях я бы применял другие модели поведения, подсмотренные у своих друзей, которые были бы мне во благо / полезны. Если бы "совестливость" была единственной и последней моей защитой — плохи были бы мои дела.
Но был / есть Я, со своей программой жизни (к этой теме важно будет вернуться), со своей энергией, которую мне нужно было актуализировать ("претворить в жизнь"). Я желал, чтобы "мне не мешали идти своей дорогой", а что при этом я использовал в качестве инструментов — зависело от обстоятельств. Потому люди так опасны, что они очень пластичны. Это их / наше видовое свойство. И всегда не ясно, чего от них / нас ожидать.
...Мир жесток, мир неласков — это личные впечатления отдельных индивидов. Мир "дан нам в ощущениях", это условие нашей жизни. Наша задача — адаптироваться. У нас не получается? С чего бы? Это чьи проблемы?
...Глупо взывать к совести откровенных сволочей. К ней никто и не взывает. Но и отношение к ним — как к тварям бессовестным.
Чикатило и Михасевич — это две темы в период моего подросткового развития. Дело Михасевича (в Витебске) вообще проходило перед моими детскими глазами. И вот адаптация общества к Михасевичу — тоже наша история. Никто в обществе не спорил с Михасевичем, его просто исключали из сапиенсов.
(Правда, урок дела Михасевича — не в маньяке. Общество получило представление о советском правосудии, по "Витебскому делу" за преступления Михасевича были осуждены невинные, кто-то даже расстрелян, но прививка оказалась недостаточна, потому что тема сохранения смертной казни по-прежнему на слуху.
Отказ от смертной казни — не идеальное решение, соответственно, это не вопрос принципа, хотя на 75 % выглядит именно так...)
...Наша совесть — это наше свойство, наша адаптация. И своей "совестливостью" я обращаюсь к себе подобным, говорю с равными. Это сродни "благородству": принадлежность к благородному сословию стоила дорого, но и давала преимущество перед "подлым людом".
Мир XXI века — новые вызовы, новая адаптация. Люди прошлой эпохи тянут нас назад, навязывают нам темы и стереотипы поведения прошлых эпох, темы собственных детских и не очень детских страхов. На это можно купиться, этому можно не поддаваться... Есть люди нового века, с другими стереотипами поведения. Кто получит выигрыш в процессе исторического спора — увидим. Совесть мне видится перспективной технологией стереотипа поведения. Но всё условно — зависит от условий.
...Все-таки мы животные, даже если выше большинства животных по эволюционной лестнице. Наши отличия значительны, но редко принципиальны.
Я подумаю о принципиальных различиях. Но история таких различий настолько коротка (максимум тысячелетие--другое), что вряд ли это имеет эволюционное значение.
Заканчивая рассуждения о сиюминутном, о том, что происходит за окном и на пороге нашего дома, нельзя не упомянуть тему фашизма.
Я посвятил изучению этой темы много лет. Но когда недавно меня спросили, что я по этому поводу думаю, я отшутился: "Товарищ Сталин называл фашистами всех, кто ему не нравился, не больше и не меньше".
Но если без шуток, то 100 лет назад идеология фашизма виделась перспективным решением. Когда-то один из идеологов большевизма "любимчик партии" Н. И. Бухарин писал о "марширующих железных батальонах пролетариата", когда-то мускулистая мужская рука на плакатах казалась привлекательной. Крушение старого мира эксплуатации и насилия виделось неизбежным, и мало того, желательным.
В противовес большевизму — в противовес "призраку, бродившему по Европе, призраку коммунизма," — люди, которым "старый мир" не казался совсем уж неприемлемым, выдвинули идею не менее сильную и, казалось, не менее перспективную: идею фашизма, идею объединения общества вокруг не неправильной идеи обобществления всего и вся, а вокруг правильной идеи национального единства, которая должна была привести к процветанию.
Философ И. Ильин, который сейчас попал всем на язык и который имел опыт большевизма в самых конкретных ощущениях, предполагал противопоставление именно такой вот "правильной идеей". Идея, что "добро должно быть с кулаками", что "железной поступи пролетарских батальонов" можно противопоставить что-то не менее "железное" — она виделась единственно правильной. Слово "единственно" здесь не лишнее и отражает ту эпоху. Понимание разнообразия, как преимущества, понимание сложности мира как выхода из кризиса — после кровавой бойни Первой мировой войны и Гражданской войны на территории скончавшейся Российской империи сложности не востребовались, все виделось проще, все упрощалось донельзя. "Кто не с нами, тот против нас", — сказано по одну сторону баррикад, но вполне могло прозвучать и с другой стороны.
Слово "фашизм" еще не было скомпрометировано, о русском фашизме писали многие (вот, В. В. Шульгин, например, в 1930 году). В противостоянии большевизму и мировому коммунизму все средства казались хороши. Был даже приличен и оправдан антисемитизм (очень важная и интересная тема, которой, однако, опасно касаться).
...Мы далеко ушли от тех споров. Мы пережили новые мировые трагедии, человечество получило новый травмирующий опыт.
Интересно, как А. Гитлер черпал вдохновение у Ф. Ницше (умершего в 1900 году), как поднимал на щит О. Шпенглера. А Шпенглер сразу разглядел в Гитлере признак не величия, а упадка германского духа. И только когда Шпенглер умер (в 1936 году), Гитлер смог прикрыться его идеями: купил архив у сестры Шпенглера, в Германии стали вовсю пропагандировать "Закат Европы". (Кстати сказать, это очень сложная книга и она не о том, о чем можно подумать, судя по ее названию...) А собственного философствующего министра А. Розенберга Гитлер считал путаником...
A propos Ленин считал путаником Бухарина и обвинял того в том, что тот учил диалектику не по Гегелю...
Философы философствуют. А политики перебирают и претворяют в жизнь конкретные решения. Как запальчиво вопрошал профессор Преображенский в повести Булгакова: "Где у Маркса написано, что парадный подъезд следует наглухо заколотить, а ходить через черную лестницу?"
...Мне вручили на Красной площади в Москве откровенно фашистскую листовку НОДовцев в поддержку Путина и против американского империализма. На слуху "философ" Дугин. Откуда это? Зачем? Это даже не дон Кехато, это гораздо хуже...
Мы имеем опыт ХХ века, известны все подробности практически всех принятых в ХХ веке решений. Оттого знающим людям все понятно: кто что делает сейчас, зачем он это делает и чем все это закончится "по большому счету".
Но кому-то непонятно. Кто-то хочет попробовать еще раз оседлать эту лошадку. В этом нет вопроса "зачем", но только "почему".
А вопрос "зачем" — наиважнейший, как сказал бы Воланд.
Я говорю о фашизме, как об определенной политической технологии, сложной: "фюрер-принцип", "Ein Volk, Ein Fuhrer, Ein Partei". Точно так же я говорил о демократии, как о политической технологии, которая была придумана, которую совершенствовали и которая передается в поколениях, претерпевает изменения, но остается неизменной в одном: смена правительства мирным путем, без кровопролития и гражданской войны, и наличие институтов (в том числе "разделение властей"), которые власть не может легко опрокинуть и которые поддерживают возможность демократии. Это сложно, это видится хрупким, как космические технологии. Но это — эволюционное достижение.
Политические технологии сродни мутациям — предлагаются решения, они испытываются, совершенствуются, пробуются на зуб, самые нежизнеспособные и устаревшие отбрасываются, какие-то иногда снова предлагаются... Древние царства, законы, рабовладение, феоды, кредит — все это технологии, которые вводятся и испытываются в истории. В развитии политических технологий — много мысли и много эмоций, в них — решения людей, стихийные и рациональные. Общества прогрессируют, регрессируют, но исторический прогресс налицо: мы имеем на Земле страны с эффективной развитой цивилизацией. Эта цивилизация соответствует уровню нашего разума.
Развитая современная цивилизация, основанная на демократии, как сложной технологии, развита для себя, она эффективно решает свои задачи, конечно, за счет в том числе других, но кто это там жалуется на эволюционные правила? Отбор идет по линии эффективности, а не по линии гуманизма. Гуманность — отдельная тема, а эффективность поверяется часто очень кроваво. В итоге мы имеем успешные страны, мы видим другие страны, которые используют другие политические технологии, или даже демократию, но не так эффективно, как "передовые страны". Наше разнообразие — тоже важный факт, но вряд ли это следствие вопроса "зачем" ("служить примером другим странам"), скорее — "почему" ("так сложилось исторически")...
Страны выбирают технологии, принимают решения, отказываются от решений. Но страны не обладают сознанием — это конкретные люди принимают решения, исходя из собственных представлений о "прекрасном". Мало ли что люди, большинство народа, смотрят на соседей и выбирают путь "как у них" — конкретный человек во власти может выбрать другое, прямо противоположное, потому что он так думает, ему так нравится, ему так выгодно, в этом — его единственное спасение. Мало ли что Северная Корея — эволюционный тупик? — В тупике вполне можно комфортно жить некоторое время. Как сказали бы сумчатые Австралии, в тупике — да не в обиде.
В историческом сундуке — множество технологий, опробованных и отброшенных, как неэффективные. Но что если кому-то очень хочется? Свобода воли! ("Хозяин — барин".)
Конечно, чтобы использовать старые технологии из нафталина, их нужно приукрасить, отлакировать. Важно, предлагая, описывать их "широкими мазками", без подробностей ("англо-саксы", "всегда", "а мы никогда..."). Подробное знание о технологиях могут мешать... Мы наблюдаем все это сейчас воочию.
...Очень плохо оказаться под властью мудаков. С мудаками нужно и можно бороться. Но это — еще одна сложная технология.
Мы, сапиенсы, расплодились, распространились по всей планете, нас стало очень много, мы давно уже толкаемся локтями, сталкиваемся друг с другом на каждом шагу. Земля оказалась маленькой и круглой. В силу этих или каких других причин наша внутривидовая агрессивность снижается. Мы от этого не стали добрыми. Но самые шокирующие практики (каннибализм, человеческие жертвоприношения) мы оставили, мы их больше не практикуем, это теперь не "норма". На это ушли сотни лет.
В 1945 году закончилась последняя франко-германская война. Граница, которая тысячелетие была предметом кровавых разборок, стала просто линией на карте и на асфальте. Все крупные войны ХХ века не принесли ее участникам радости, ни побежденным, ни победителям. Теперь споры и противоречия переместились в кабинеты людей в строгих костюмах. Не знаю, насколько это решение окончательно, но несколько поколений европейцев не знает войны. Это достижение. Оно хрупко и пока не всеобъемлюще. Но оно уже есть.
...Вот вам и вектор развития человеческого общества. Рост населения Земли как причина вытеснения "озверения" "человечностью". Опять же: Солнце светит, еды хватает, дети рождаются, растут, — что еще нужно? Забегая вперед, скажу, что это "почему", а не "зачем". А тягу к мировому величию можно удовлетворить в компьютерных играх.
Вектор человеческого развития, может, и существует ("человечность" вытесняет "озверение"). Но мы можем неправильно это понять: человечество очень неравномерно. Люди живут в разных странах в разных ландшафтах, в городах, в сельской местности, в окружении большого количества людей или более-менее замкнуто. Живут из-за этого очень по-разному, их стереотипы очень различаются. Сельское население живет ближе к природе, оттого считается более грубым, чем городское: чаще видит животную жизнь, чаще видит смерть и даже участвует в смерти...
Трагедия светского Ирана в конце 70-х годов ХХ века в этом смысле показательна: преобладающее сельское население страны думало совсем иначе, чем городское, с его европейскими кафе и открытыми женскими лицами. И религиозное патриархальное сельское население вернуло себе "свой мир". Иранская революция 1979 года ничего не говорит о векторе человеческого развития, но только о неравномерности развития и о сложности человечества. Неравномерность человечества способна реанимировать самые затхлые политические технологии. Что делать, если они соответствуют уровню желаний каких-то сообществ, если их можно применить и в политическом смысле "продать"? Они снова выходят на историческую арену.
...Глобализация сглаживает неравномерность развития обществ. Эффективные технологии распространяются в самых разных сферах: в медицине (эта тема мне ближе всего), в экономике, в промышленных технологиях; иногда и в политике.
Зато есть антиглобализм, как реакция. И человечество не собирается упрощаться.
Наконец, я дописался до глобализма и антиглобализма. На очереди — толерантность.
...Когда человечество в своем развитии доросло до мировой торговли, оно столкнулось вот с этой глобальной темой: "чужие". Страшно представить, как оно решало эту проблему. Но оно ее решило, потому что мировая торговля — одна из основ человеческого существования.
Для меня пример — Санкт-Петербург, морской порт и ворота в Россию (для "них") и в Европу (для "нас"): гуляя по Невскому, мы проходим мимо католического собора, мимо протестантских церквей, мимо Армянской церкви, потом идем мимо Казанского собора... — Все рядом, одно за одним (что мне ближе): ирландский бар, английский бар, бельгийская брассерия, немецкий бирхаус, итальянская пиццерия и японский ресторан. Иначе и быть не может, если вы хотите торговать с иноземствами.
Россия (Московия) много раз закрывалась от мира, но потом все же открывалась, не без скрипа, не без зубовного скрежета. Как ломало московского патриарха от посещений юного Петра Немецкой слободы. И как Петр, чтобы пробить, наконец, окно в Европу, упразднил патриархию. Петь на клиросе ему нравилось, а вот оправдываться каждый раз за общение с еретиками перед патриархом — нет.
Можно было обойтись без "Европы"? Вряд ли. То есть, во-первых, можно, только останешься без современной (для конца XVII века) медицины, без современной архитектуры (и фортификации; если не все, то многие отечественные Кремли строили всякие "Фрязины" — итальянцы), без современной армии (какой путь проделала русская армия от Нарвы до Полтавы, и какой бы она была без европейского офицерства?)...
Во-вторых, мировая торговля не терпит замкнутых кладовых; когда нужно, она открывает их легко и непринужденно (как с Китаем, как с Японией). А вы, лишенные современных технологий, становитесь легкой добычей.
И вот перед нами толерантности мировой столицы Санкт-Петербурга и "глубинной" Москвы. ...Слову "толерантность" сейчас достается больше всего. Бог с ним! Мы же понимаем, о чем речь. "Мы" и "они", "чужаки" — эта проблема в любом случае требует решения. И она находит решение, в каждую эпоху — по-своему.
Терпимость к чужой религии, терпимость к чужому образу жизни — границы этой терпимости очень пластичны. Они постоянно становятся предметом споров.
"Мы духовны, они бездуховны" — стандартные вопросы порождают стандартные ответы. Хорошо бы, конечно, внести в эти споры рациональные аргументы. Правда, они пройдут мимо ушей уже сформированных личностей, но способны убедить тех, кого можно убедить.
Beatles еще никто не отменял.
Толерантность мы рассматриваем как принадлежность индивида. Толерантность общества представляет собой совокупность толерантностей субъектов (а само общество не является субъектом), причем не среднее арифметическое, потому что субъекты сильно разнятся влиянием и энергетикой.
Почему нет монолита — потому что разные люди в процессе жизни получают разный опыт, пусть чуть-чуть, но разный. А даже когда схожий опыт — то по-разному, в разном настроении, в разные периоды своей жизни.
И монолит раскалывается... Ничто не монолитно, даже Земля.
Мир подсовывает индивиду в процессе жизни разные тесты. Вот у ярого гомофоба близкий и любимый человек окажется вдруг гомосексуалистом, и это — вызов, требующий "решения". Вот традиционалист, сторонник Домостроя сталкивается с домашним насилием в отношении любушки-доченьки. Да мало ли?
Огромное количество сценариев, неизбывная сложность Бытия... Можно отгородиться от вызовов, закостенеть с своих взглядах. Но это возможно не во всяком возрасте. Большое число людей еще только формируется, еще только знакомится с окружающим миром. Разнообразие мира требует реакции, огранка человеческого алмаза происходит в ответ на множество совершенно практических вопросов. Это все — адаптация. И это все — в процессе; ничто не статично, не застывшее, все в динамике.
Наши дети даны нам для сомнений. Даже если вы считаете, что они недостойны, что вы их плохо воспитали, — они есть, и у вас с ними "в норме" положительная эмоциональная связь. С ними, с другими своими родственниками. Из странного чувства приязни с ними придётся искать общие точки соприкосновения. Тарас Бульба — такой выбор не для всех. Изучать эту повесть нужно не 5 или 6 классе, а в старших классах...
Сын-гомосексуалист — у отца-традиционалиста есть выбор: довести его до самоубийства, самому убить, "чтобы не позорил семью", или принять таким, каков он есть. Это будет личный выбор человека, его "свобода воли", не суть важно, будет это выбор эмоциональный или глубоко продуманный.
То же касается не только гомофобии, но и политических, и религиозных разногласий в собственной семье...
Если бы существовало идеальное Платоновское общество! Но это невозможно, ибо оно во всяком случае построено несовершенными решениями многих несовершенных людей. А на неидеальное общество люди реагируют каждый по-своему, и тоже неидеально. Оттого слепое подражание и слепое следование традициям в массе своей невозможно.
Рассуждения привели нас к традиционализму. То есть семейное воспитание, передача молодому поколению своего стереотипа поведения, включая ощущение "свой-чужой", — все это понятно и естественно. Вхождение в мир, знакомство с миром для нового индивида заканчивается привыканием к миру, адаптацией. Наша пластичность позволяет адаптироваться даже к волчье стае (тема "Маугли"). В условиях минимальных контактов с "чужими", в условиях минимального знакомства с другими "мирами" и другими стереотипами поведения хранить семейные ценности и не подвергать сомнению общественно одобряемые табу несложно. Но что делать, когда в конце концов перед тобой расстилается всё разнообразие мира, и ты — с определенным воспитанием, определенным стереотипом поведения, определенным уже представлением о правильности и неправильности, о том, "что такое хорошо и что такое плохо" ("правила, впитанные с молоком матери"), узнаешь что-то новое, "правильное и хорошее", но что не вписывается в уже известную и понятную, привычную тебе картину мира?
Это — новый вопрос и новый вызов. Интересно, что для философа не важно, какой выбор делает индивид, это его "свобода выбора". Для философа не важно даже, как индивид делает свой выбор, эмоционально или после размышлений, долгих или не очень долгих. — Действительно важно, что этот выбор появляется, что вопрос возникает. Значит, возможны разные ответы. А разные ответы способствуют усилению разнообразия...
Но если философу не важно, какой выбор делает индивид, значит ли это, что выбор вообще не важен? Нет, людям очень важен их выбор. Выбор становится частью их "я", и частью нового мира, который и созидается таким выбором.
Вспомним про иранского традиционалиста, который с удовольствием смотрит на себя в зеркало: что он там видит? Сильного мужчину в самом расцвете сил, упитанного, с брюшком, справедливого, живущего по предвечному закону. Он знает, что женщина должна прикрывать лицо, что нельзя есть свинину и что Израиль необходимо стереть с лица Земли вместе с миллионами населяющего его населения. Что не так?
Мои последние слова вчера (пару часов назад) были: "Что не так?"
А что было "так", когда женщинам запретили открывать лица, когда всем запретили есть свинину и когда решили, что Израиль должен быть стёрт с лица Земли? Что за "доморощенные табу", ей-Богу?!
Понятно, что всё это — исторические решения, то есть решения субъективные. Как говаривал товарищ Сталин, у каждого решения есть фамилия, имя и отчество. Понятно, что все эти решения можно подвергать сомнению, ревизии, пересмотру... Но сколько еще крови прольется, сколько ресурсов будет потрачено на опровержение очевидной глупости? Сколько откатов назад еще будет — реванша вот этих "традиционалистов", которые дальше своей "деревни" ничего толком не видели и которые видят весь смысл в соблюдении не очень осмысленных ритуалов. Это не "зачем", это "почему"...
Многие люди хотят продолжать жить, как привыкли. Беда, если они привыкли к каннибализму и человеческим жертвоприношениям.
Но как бы далеко мы не зашли в наших претензиях к традициям, есть ряд не менее принципиальных вопросов.
Интересно, что традиционализму противостоит не рациональность. Конечно, традиционализм — это "человеческое, слишком человеческое" (Ф. Ницше). Но и оспаривающие традиционные ценности новаторы — не идеальны, подвержены эмоциям и принимают решения по-разному. Интересно-2: насколько устойчива система ценностей, построенная на обскурантизме: на сокрытии информации, на сокрытии современных знаний и фактов?
Традиционализм инертен (инерция как функция массы). И запросто импульса нового не хватит преодолеть инерцию традиционных ценностей. Результат столкновения не предопределен; в мире вообще мало предопределенного.
Похоже, "это" никогда не кончится.
У моего отца, когда ему пришлось уехать из Витебска в Йемен, чтобы продолжить хирургическую практику, был интересный случай: в больницу обратилась молодая пара с новорожденным ребёнком с тяжёлой патологией — заращением ануса. Менеджер спросил моего отца: вы можете выполнить нужную операцию? Отец ответил: да, могу.
Тогда начались переговоры с родителями на неизвестном для моего отца языке. После часовой беседы родители собрались, забрали ребёнка и ушли. Мой отец был шокирован, а менеджер ему объяснил, что речь шла о цене медицинских услуг, и родители в итоге приняли решение: им дешевле родить нового.
Для человека европейской культуры начала XXI века это решение выглядит дикостью. В Европе сейчас принято совсем иначе.
Для чего я вспомнил этот случай?
Есть различие культур, большое различие. Европа, правда, пару веков и, наверное, пару десятилетий назад сама была в той же парадигме. Сейчас не так. Что-то изменилось.
Но и в Европе остаётся важный вопрос, напоминающий йеменский случай: насколько рационально тратить огромные ресурсы на лечение отдельных индивидов? Вот вам тема лечения орфанных (редких) заболеваний дорогостоящими препаратами: они редкие, они касаются отдельных людей, но отнимают большие ресурсы у остальных. Насколько это рационально?
И насколько здесь играет роль именно рациональность?
...Подобные решения приходится принимать регулярно. Боже упаси искать мне сейчас некие объективные аргументы в пользу одного или другого решения. Важно, что решения принимаются (или не принимаются), их принимают люди, они их принимают на основании своих представлений о должном, эти представления неидеальны. А эти решения созидают мир дальше...
...Молодая йеменская пара стоит перед зеркалом. Ребенок их умер. Могу предположить, что нового зачать не получилось. Или новый семейный цикл пришёлся на вскоре разразившуюся гражданскую войну, и мир рухнул... А может, "всё хорошо", семья сохранилась, есть новые дети... (тема "Книга Иова") — Существует множество вариантов исхода той житейской истории, и каждый исход по-своему освещает ту историю. Это был такой узелок сотканного ковра Бытия, который искривил ткань, придал ему некую особенность узора.
Я — врач, сын врачей и муж врача, для меня ценность человеческой жизни очевидна. В своей практической деятельности я мог тратить большие ресурсы на спасение какого-нибудь отдельного пациента. В парадигме, в рамках которой я находится, лозунг "незаменимых у нас нет" был дикостью. — Напротив, нет заменимых. Мир после смерти меняется необратимо.
Люди уникальны. Индивиды уникальны (это трудно понять на примере инкубатора или свинофермы, но у людей это куда заметнее). Только представьте себе, сколько усилий стоит воспитание одного ребенка! Именно этим (долгим упорным воспитанием) отличаются сапиенсы, именно этим сапиенсы выделились из толпы человекообразных...
Это тоже "человеческое, слишком человеческое". Моя парадигма исторична, не абсолютна и не идеальна. В других физических и биологических обстоятельствах нам придется "всего лишь" поменять парадигму. Я могу остаться при своём мнении, но смена поколений делает смену парадигмы технически несложной.
Тема "слезинка ребёнка" Ф. М. Достоевского, конечно, заезжена и затерта донельзя. Я вспомнил о ней именно в связи с историей йеменского ребенка. В чем мысль? Есть ли какое-то Будущее, которое оправдает те страдания, которыми полно наше Настоящее? И вообще, может ли Будущее оправдывать Настоящее? Кажется, да, на этом многое построено. А если подумать? Какое Будущее может оправдать Настоящее, какого порядка: ближайшее, отдалённое? Можно вспомнить наш пример с маршруткой и троллейбусом: на какой остановке выходить и объяснять оправданность маршрута?
Согласиться на хирургическую операцию, "потерпеть" ради будущего здоровья — вполне рациональная идея. При этом в модель заложен процент неудачных операций, когда результат не соответствует ожиданиям, процент осложнений, когда желаемый результат достигнут непомерной ценой, и т.д. И это — самая простая умопостигаемая модель. А что с более сложными моделями: моделью будущего "совершенного общества"?
Настоящее дается нам в совершенно конкретных ощущениях: через внешние рецепторы (в т.ч. болевые), через эмоции "здесь и сейчас". Как Будущее оправдывает ужасное Настоящее? Объяснение "все пройдет" работает, боль стихает, "боль становится опытом" (формула С. Алексиевич). — Но опыт ничего не оправдывает, никакую боль пережитого.
В вопросе операции есть интересные особенности: когда здоровый пациент, например, отдает свою почку близкому человеку: он здоров и соглашается на операцию, на риск и определенный дискомфорт (если не на страдания) ради определенной идеи. То есть человек отказывается ради своего комфорта ради чего-то в сфере обещаний. Что говорить о ситуации, когда Настоящее не радует совсем?
И вот мы оказываемся в мире, где Настоящее может быть сложно и нерадостно, но в мире полном обещаний. Отсюда недалеко до Райских кущ.
То есть человек (индивид, сапиенс) по-прежнему принимает решения с целью адаптации, но должен / может учитывать модель Будущего, Идеал, которому нужно следовать и которому нужно соответствовать...
Я учился еще в советское время, изучал марксистско-ленинскую философию и помню про "основной вопрос философии": что первично, материя или идея?
Сейчас я вспомнил это и удивился: а что, материя противостоит идее? это разное? каким это образом? Это в каком воспаленном воображении появился антагонизм идеи и материи?
Память услужливо подсунула мне ответ: это все Платон! Это он, глядя на несовершенный мир, продекламировал, что этот мир — лишь бледная копия мира идеального, который на самом деле является настоящим...
Возможно, в процессе рассуждений мы придем к тому же. Но пока так: Солнышко светит и греет, природа развивается, эволюционирует, усложняется, появляются новые биологические виды, животные в процессе эволюции развивают свой мозг, и в мозгу сапиенсов появляются идеи.
Возможны ли идеи без мозга — вопрос...
Сегодня выслушал по радио, что это именно способность мозга нечто конструировать, способность верить в абстракции выделило сапиенсов и дало им преимущество перед неандертальцами. В том числе способность верить в то, чего нет, способность верить в "мировые заговоры", склонность к суеверию. Интересно...
Ложь — это не то что Правда. Смешное определение. Не смешно, что Ложь — это то, во что можно поверить. Это значит, оно имитирует Правду, оно выдает себя за Правду. Только Правда будет дана нам в ощущениях, а Ложь не сбудется. Так? Опять мы ссылаемся на Будущее?..
...Я считаю себя очень умным. При этом мало людей в городе, кого бы так часто обманывали. Я вдруг подумал, что это связано.
А еще я подумал, что способность верить в неправду тесно связана с еще одной способностью: не верить в... То есть верить / не верить, — это выбор (то что мы любим). Сколько бы умных людей ("экспертов") ни говорило, что будет, если поступить вот так-то, во многих случаях большинство не поверит, пока это "будет" не наступит. И это "большинство людей" удивится, когда наступит то, о чем его предупреждали. Сапиенсы очень различаются по степени сапиентности, да...
Один из самых любимых анекдотов моего друга звучит так:
Сидит мужик на дереве на суку и пилит сук, на котором сидит. Идет мимо прохожий и удивляется: Что ты делаешь? Зачем? Ты же упадешь!
Мужик отвечает: Иди-иди! Тоже мне, умный! Я знаю что делаю!
Мужик сук спилил, упал, ушибся и удивленно восклицает: "Колдун, наверное!"
Мы уже использовали в наших рассуждениях понятия Будущее и Идеал, Истина и Ложь. А главное: мы уже несколько раз подошли к зеркалу. Зеркальный тест одним из первых, наверное, поставил вопрос об объективных критериях интеллекта. Зеркальный тест как способность увидеть себя со стороны, как способность к абстрактному мышлению. А способность к абстрактному мышлению - это то, что мы ищем.
Вообще-то сапиенсы умеют формулировать цели для своих действий, склонны создавать планы и следовать им, при этом могут менять их, корректировать под влиянием разных факторов, необязательно объективных. Сапиенсы в итоге вообще не живут без плана. Но мы помним (давно отмечено), что человеку (сапиенсу) свойственно ошибаться. "Свойственно" — значит, это наше неотъемлемое свойство, без права ошибаться мы не очень-то и сапиенсы.
Почему так? Очевидно, потому что мы не управляем этим миром, не создавали этот мир. Хотя наши решения, во многом нерациональные, непродуманные и ошибочные, строят наш мир — скорее, это встраивание в уже имеющиеся условия. Повторюсь: мы приходим в мир не по своей воле, адаптируемся к тому, чему не властны, и уходим из мира тоже редко когда сознательно (а когда сознательно, это чаще всего не является социально одобряемым поведением). Поэтому даже ошибочные цели позволяют двигаться, перебегать, как мы помним, от льдинки к льдинке к островкам безопасности, которые, впрочем, всегда не очень-то островки и не вполне безопасности...
Мы умеем рефлексировать, мы умеем узнавать себя в зеркале. Помню детскую игру в "ку-ку": ребенок закрывает пальчиками глаза, и не видя окружающего, думает, что сам стал невидимым, что спрятался. По мере взросления эта игра уже больше не актуальна: ребенок узнает, что это не он спрятался от мира, а он просто закрыл глаза и "спрятал" от себя мир, что это не решение проблем.
Я смотрю на себя в зеркале — что я вижу? ...Ладно, это я опущу.
А вот с людьми, глубоко больными, которые видели себя в зеркале здоровыми, я был знаком.
...Я лечил молодую женщину, которая страдала анорексией, хотела быть балериной, и у нее в голове была вот такая страшненькая модель, какой должна выглядеть балерина. И вот она дошла до картинки "кожа да кости", вместо красивого женского тела — ужас ужасный. Но сама она этого уже не видела. Зеркала были повсюду, а вот отображения действительности в мозгу — нет.
Оказывается, чтобы видеть не то что есть, не нужно никаких кривых зеркал — все кривые зеркала у нас у самих в мозгу.
Все равно мы приходим к свойствам нашего собственного мозга. Все из него или, как минимум, через него.
Вернемся к зеркальному тесту: сначала мы узнаем себя в зеркале, то есть понимаем абстракции, узнаем наше изображение отдельно от нас. Конечно, мы понимаем, что мы по "эту" сторону "настоящие", эту "настоящесть" подтверждают нам наши рецепторы, болевые, температурные, тактильные — все! Именно так игра в "ку-ку" для ребенка становится больше не интересной: боль не проходит оттого, что ты закрыл глаза...
Однако наш мозг таков, что мы можем начать воспринимать себя в зеркале важнее, чем себя настоящего, а потом вообще можем прийти к выводу, что "мы в зеркале" просто взяли свой организм ("организм по эту сторону зеркала") напрокат, что наш неидеальный мир — жалкое подобие мира Идеального... Наш взгляд на мир, наш интеллект может оказаться нам важнее, чем физический мир. А иногда так и правильно: вот вам Стивен Хокинг, и это — достойный пример.
Мы помним наши детские переживания, когда в какой-либо трудной для нас час мы начинаем думать о мести, строить "воздушные замки", переселяемся в своем воображении в эти "замки" и можем прекрасно в них обустроиться. На эту тему написан Карлссон, да мало ли?! Сапиенсы вообще много себе воображают!
Слава Богу, наши рецепторы возвращают нас в мир. Помнится, в детстве хорошо работал ремень.
А вот взрослые могут свой Идеальный мир лелеять, в нем упорствовать, считать его важнее Настоящего. Готовы ради Идеи смерть принять — это вообще уже "норма истории", это уже не очень и отклонение.
И уже не утешает, что таких "идеалистов" не более чем 15 % от "нормальных" — эти "идеалисты" (негативно их называют "фанатики") двигают историю, меняют историю под себя, оставляют "следы" и именно их мы чаще всего изучаем потом в школах...
Мы часто упоминали разницу между вопросами "почему" и "зачем". В определенном масштабе вопросы "почему" и "зачем" не различаются; в некоторых языках такой разницы нет. Но мы сами можем найти принципиальные различия между этими вопросами.
"Почему я лежу и смотрю в потолок" и "Зачем я лежу и смотрю в потолок" — это разные вопросы. Хотя "объективная реальность", то как это выглядит, выглядит просто: "просто" я лежу и смотрю в потолок.
А еще я читал зубодробительные рассуждения Хайдеггера и А. Ф. Лосева. Почему? — было свободное время, а это наш самый ценный ресурс, самый ценный ресурс любой биологической особи. Зачем? — узнать что-то новое в сфере, которую эти философы описывали.
А те-то зачем писали? Ладно Мартин Хайдеггер, это его карьера на университетской кафедре, которая привела его на вершину человеческого интеллекта, а потом низвергла в пекло. А Лосев-то куда? Не мог остановиться, сохранял традиции, когда это уже было никому не нужно?
На вопрос "Почему?" я бы ответил: Солнце в голову напекло. Солнце обеспечило такое биоразнообразие, что сапиенсы стали заниматься всякой "неутилитарной" фигней (хотя возможно, это не вполне неутилитарно, возможно, философия — это важный кирпичик адаптации).
На самом деле вопрос "зачем?" еще проще: "просто" интересно. Хотя что тут простого? Интерес: это то самое свободное время, это наше внимание, которое стоит дороже всего.
То есть "почему" мы усложняемся: потому что Солнце светит и греет. А вот "зачем?" — это наше, человеческое.
И "вопрос", имеет ли смысл этот вопрос помимо нас, остается...
Это тот же самый вопрос: может ли быть идея без мозга? Без нашего мозга, без нас?
Мир сложен. Человек — очень сложное существо. Мы, конечно, чтобы жить, чтобы не отвлекаться на "мелочи", которые сейчас, в данную минуту, не очень актуальны, "не болят", всё упрощаем. Но из вот этого "упрощения" постоянно вылазят какие-то неожиданности, как следствие вот этой недооценки сложностей и многоплановости. И то что "не болело", вдруг напоминает нам о себе именно "болью", и мы вспоминаем о том, о чем уже забыли...
Мы усложняемся именно "почему" ("зачем" - скорее всего, это наши претензии к мирозданию, это наши вопросы), мы усложняемся "почему" так, что...
Но отрицать мотив "просто интересно" я не готов. Смотрю на себя в зеркало и вижу: всяко-разно, но иногда "просто интересно". Это такое свойство, свойство важное, но не факт, что эволюционно выигрышное, скорее наоборот. Выигрыш для популяции обосновать легко, а вот для конкретной особи — не особо.
Я все возвращаюсь к животному миру. Мы теперь многое знаем о животных, подглядываем за ними (это сложно, мы по-прежнему многого не знаем, ПОЭТОМУ многого не понимаем; мы помним максиму: мир не предназначен для наблюдения), подглядываем не просто так, а чтобы узнать что-то новое о себе. И узнаем. Мы — животные. Я, например, грязное похотливое животное, что с этим поделаешь? — но не только, в этом все дело.
И бобр, и ворона, и слон, и даже акула — тоже не только! Не все свойства являются нам в окончательном совершенном виде. Здесь нам приходит на помощь понятие "предадаптации" — все "итоговые" совершенные свойства имеют свою предысторию, где они не были совершенными и пробовались "на зуб" в процессе эволюции в разных обстоятельствах, разными видами, в разных комбинациях. Понятие предадаптации говорит нам о том, что все наши человеческие "совершенства" уже встречаются у "братьев наших меньших" в условиях нашего биоразнообразия. И разум, и зеркало, и Бог его знает что еще...
Когда-то я определил понятие Разум (надо помнить: то что мы "определяем", не следует нашим определениям; то есть мы не определяем "нечто" нашим определением, а описываем это "нечто" так, чтобы попытаться его понять). Я определял Разум как трату энергии и внимания на решение тех задач, которые не решаются инстинктами и рефлексами. Это именно поиск новых решений новых задач; вот вам и выбор. Чаще всего, это связано с охотой - хищники чтобы выжить должны быть умнее жертв. Но и жертва, чтобы выжить, должна проявить новые свойства, искать новые решения. В этом смысле пресмыкающие, земноводные, даже рыбы, не говоря о птицах и млекопитающих - они тоже живут в XXI веке. Как и мы…
Как подобные "разумные" решения, признанные удачными (кем?), встраиваются в привычки, ритуалы, а затем в рефлексы и инстинкты? — Наиважнейший вопрос. В таком определении Разум присущ многим биологическим видам.
Но передо мной сейчас встал новый вопрос, не менее важный: а зеркальный тест, узнавание абстракций, планирование и следование плану (идеалу) — это что?
Мне явно не хватает терминов для понимания / наименования дальнейшего развития! Явным образом "просто разум" отличается от более сложного "не просто разума", от умения строить планы.
А если уровень еще выше? А когда мне "просто интересно"? Остается и желание пустить пыль в глаза, и занять кафедру философии... Пускай так!
Но иногда "просто интересно"...
Не в первый раз мы сталкиваемся с особенностями языка (полиглоты понимают это много глубже, потому что сталкиваются со схожей проблемой на разных примерах). Где одно и то же слово различается значением в зависимости от контекста.
Вот мы обсуждаем ("теребим") разницу между вопросами "почему" и "зачем". Но, судя по всему, вопрос "зачем" имеет несколько сторон (как минимум, две): 1. "зачем" как предназначение, это "внешнее зачем" (анекдот "Вы же передали соль тогда в поезде" как пример), и 2. "зачем изнутри", как ваш собственный личный вопрос.
То есть вопросы "зачем" и "почему" могут друг с другом не дружить, они могут друг другу противоречить. Зато они могут делиться иначе, чем кажется, и значить то, что раньше то, что касалось вопроса "зачем", стало относиться к другому вопросу ("почему"). Потому что вопрос "почему" в таком контексте ("Солнце в голову напекло") прямо связан и сплетается с вопросом "зачем" как предназначением.
Когда 30 лет назад я только начал задумываться над Бытием, над тем, как всё устроено, я уже описал эту коллизию. Вам дано предназначение, вы его выполняете изо всех сил, вам в убеждение даны программы и рецепторы (хорошо бы не забыть и вернуться к этой формуле, это про нашу биологию), но вы всё равно можете с этим не согласиться. Свобода воли.
Иногда жизнь ставят перед нами сложные задачи, которые настоятельно необходимо решить. А можно не знать, что определенные задачи нужно решать, можно даже не знать, что есть какие-то задачи...
Я приведу пример из своей медицинской практики. Послали меня в командировку на две недели в Россоны (это такая белорусская глушь, почти Сибирь). И местные педиатры мне рассказали историю, как в одной деревне часто рождались детки со страшными уродствами, пороками развития. Эта деревня стала хорошо знакома столичным специалистам детской хирургии и кардиохирургии... А дело было в том, что рядом с деревней с советских времен активно работал военный объект, мощная радиолокационная станция, чье "излучение" (я не знаю физику процесса) как раз воздействовало именно на эту несчастную деревню, где жили люди и рождались дети.
Сапиенсы умеют связывать события и явления между собой. Иногда это неоправданно (тогда мы называем это суеверием), иногда оправданно. Из суеверий рождаются "холерные бунты" — самый большой страх медиков. Но не построив причинно-следственные связи, трудно спасти себя и своих близких от неясной и неизвестной, но от этого не менее грозной опасности. Педиатры могли знать о проблеме, но кто кого тогда слушал? И только с развалом СССР и отключением РЛС, когда перестали рождаться дети с тяжелой патологией внутренних органов, их мнение нашло подтверждение.
…Боюсь, сейчас эта станция опять работает. Или другая не нужная нам станция в Беларуси. И опять мы ничего не знаем. Или вот все знаем про Островецкую атомную электростанцию, но ни на что повлиять не можем.
Но это — другая история...
Вчера был вечер ДДТ: Не стреляй, Пацаны, Война бывает детская и Победа — нужно было встряхнуться...
"Вопрос зачем и почему оставим без внимания.
мудрец сказал: Господь дает по силам испытание..."
...Да, оставим. И так не весело.
Вспомним что-нибудь позитивное, например, положительные системные связи. Это я про "скрепы".
Разбирая основы Бытия, на каком-то этапе создается впечатление, что мир очень хрупок. Ладно гравитация, инсоляция, рН и осмолярность окружающей среды — тут не так очевидно. Хотя принцип неопределенности Гейзенберга вносит неопределенность во всё.
Но всё что касается человеческого мезокосма — ощущение хрупкости только нарастает. Хотя, скорее всего, мы что-то не учитываем, некий коэффициент, который вносит в наш мир определенный "цемент". Если вспомнить модель ткацкого станка или 3D принтера, то речь идет о свойствах нитей / материала, из которого что-то ткётся / создаётся.
...Разбирая любой житейский эпизод, а ими полна наша жизнь, именно они созидают наш мир, именно про решения житейских ("экзистенциальных") вопросов мы говорим, как о нерациональных, недодуманных, — разбирая любой такой эпизод, мы постоянно сталкиваемся с неизвестным фактором, действие которого мы видим.
Мы приходим в некий коллектив, оцениваем членов этого коллектива — мы этому учимся с детства, и вот мы видим, что некие отношения выпадают из общепринятых, их нельзя объяснить просто свойствами участников...
Мы приходим на новую работу, знакомимся с коллективом, наблюдаем за взаимоотношениями внутри коллектива, и опять видим некие "искажения", которые требуют введения в наши уравнения действительности дополнительных коэффициентов.
Это коэффициенты приязни. Неучитываемые факторы — это факторы эмоций, факторы приязни, необъяснимые с точки зрения "объективных свойств".
Люди, чьи взаимоотношения нам были непонятны с точки зрения их личных качеств, оказываются близкими родственниками.
Неожиданный карьерный рост в рабочем коллективе может объясняться личными отношениями, выходящими за рамки рабочих отношений.
Хорошо работать в коллективе единомышленников, но в неблагоприятных обстоятельствах он не так стоек, как коллектив с близкими родственниками.
Смешно мы объясняем очевидные вещи, интуитивно понятные всем житейски умудренным людям.
Но это "всем понятное" свойство имеет большое философское значение. Это настоящие "скрепы" нашего мезокосма: любовь к детям, приязнь к близким нам людям, любовь к Родине… — то что нас связывает с миром вокруг помимо безэмоциональных объективных обстоятельств.
Но об этом нужно еще думать и думать...
О чем мой предыдущий душещипательный пост? Наши эмоции — действительно "скрепы", фактор "объективной реальности". Мы обживаем мир, осваиваем таким образом, чтобы в нем чувствовать себя комфортно. Тут и родные-близкие, и семья вообще, и родные стены, и родная сторона, и коллектив, претендующий стать "второй семьей".
Но если сделать шаг назад и посмотреть, как происходит адаптация и "обживание мира", то вырисовывается другая картина, которая нас, если подумать, не должна удивлять.
Все те акторы, которые выступают на авансцене истории, прожили жизнь, получили "житейский" опыт, с детскими травмами, радостями и горестями, без этих травм нет детства, мы потому и рождаемся несовершенными, чтобы вбирать в себя опыт взросления...
Нет других людей, без детства, значит, и без травм детства. Помнится, после Второй мировой войны в моде были книги про психический анализ самых страшных диктаторов: Гитлера, Гиммлера, Муссолини; анализ Эйхмана оказался неинтересным (Ханна Аренд даже назвала свою книгу "Банальность зла"). "Гармоничные личности" — есть ли они?
Наше дело — пережить детство, пройти его с минимальными потерями, психическими и физическими, и остаться при этом адаптированными, компенсировать все пережитые травмы и ужасы... Мы приручаем мир, чтобы наш привычный (к которому мы привыкли) мир перестал нас пугать неизвестностью, неожиданными непредсказуемыми угрозами...
А пережитые нами страхи и ужасы все равно всплывают, как бы мы не хотели их забыть: наш мозг ничего не забывает и потом возвращает наш опыт назад в мир нашими решениями.
(В посте про простоту и упрощение мы говорили об этом: мы упрощаем, а мир возвращает нам сложность).
...Бич в больницах скорой помощи — старики, чья психика не выдерживает стресса и которые сходят с ума. А ведь к этому возрасту накапливается столько пережитого, что потом наружу вылазит такое, что оторопь берет.
Помню, один дед впал в делирий (психоз). Потом нам удалось ему помочь, и он рассказал, что ему казалось во время психоза: он был молоденьким солдатиком во время Великой Отечественной войны, что-то охранял в медсанбате. А тогда использовали методику сбора и переливания трупной крови (метод С. С. Юдина): это был отдельный сарай, где подвешивали недавно погибших, с которых собирали кровь... Это страшно даже пересказывать, не то что вспоминать. И вот старому человеку в стрессе видятся эти стародавние страхи, которые вылазят из памяти и наваливаются всей тяжестью...
Мозг все помнит, хранит и ничего не забывает...
Когда я разговариваю с молодым поколением, чаще всего получается ситуация, когда молодое поколение настроено более радикально, чем я. А я зачинаю волынку "не все так однозначно", проявляю свои накопленные знания, чтобы всё усложнить.
Здесь есть над чем подумать. Что именно "не однозначно", что я оправдываю и зачем я становлюсь в позицию оправдания?
Но есть другая тема: а почему я этим всем делюсь? Почему я не храню свои "сокровенные" знания?
Возможно, точно за тем же, зачем человек, посмотревший хороший фильм, который произвел на него впечатление, делится этим впечатлением с окружающими: неуютно быть "самым умным", хочется вернуться в общий для всех "информационный пузырь", как говорится, "посмеяться вместе со всеми". Это его, человека, адаптация.
А потом оказывается, что мир велик, населен многими другими сапиенсами, число их огромно, они живут по-разному, с ними приходится вступать во взаимодействие. "Широта взглядов" может стать совсем уж широкой, не все ее освоят, возникнут разломы непонимания и несотрудничества…
И все это оттого, что Солнышко светит и греет. Хотя Солнце светит и греет одинаково в одном месте, люди ведут себя по-разному. Теплом и светом Солнца можно объяснить появление Наполеона и Кодекса Наполеона, но предсказать, победит он при Ватерлоо или проиграет — уже нет.
И точно так же светом и теплом Солнца трудно предсказать, насколько устойчива диктатура, основанная на сокрытии информации и на ложных посылках. Солнце печет нам в голову одинаково, а ведем мы себя по-разному...
В запале я пропустил ряд важных тем, которые хочется осветить.
Вот маленькая девочка и ее отец, который для нее до определенного момента — непререкаемый авторитет. И вот у нее в голове уже сформирован целый мир, еще далекий от совершенства, но этот мирок дает ей ощущение комфорта, и ее папа в нем занимает существенное место. И вдруг в ходе продолжающейся жизни папа оказывается не на высоте. И тогда уютный мирок в голове маленькой девочки трескается.
А есть мир зрелой женщины, в котором есть отец семейства, есть она — уважаемая мать, есть дети, которым она посвящает если не всю жизнь, то большую часть своего внимания. И вот точно так же этот мир трескается в любой момент какой-нибудь житейской катастрофы, которые я даже перечислять не хочу — вы их сами легко можете назвать.
...Мир "порядочного гражданина, который не занимается политикой" — что может быть устойчивее? Он хорошо нам знаком, я и сам в свое время в нем прятался от вопросов — назойливых вопросов! — А я прятался, потому что начать реагировать на вопросы — значит, выйти за пределы комфорта.
Что мы не знали про Путина? После катастрофы в Баренцевом море? После Беслана? А после Норд-Оста?.. — Информация окружала нас со всех сторон, но нам это ЗАЧЕМ?
Мы ведь живем "потому что". В природе есть виды, которые рождаются с головным мозгом, но после того как вырастут, то есть пройдут опасный период взросления, потом они переходят на жизнь по инерции (жизнь без мозга).
Мы, конечно, пройдя непростой период отрочества, не живем дальше без мозга, мы используем мозг для практических нужд: кран сантехнический починить (а краны бывают сложные), на рыбалку поехать и выбрать снасть получше (нужно современную рыбу, рыбу начала XXI века обмануть), с сыном задачку по алгебре решить, для чего нужно кое-что вспомнить. Но глобальные вопросы Бытия мы для себя уже решили. Беда, если внешние катастрофы заставят нас вернуться к ним. Но мы будем активно сопротивляться.
Создание в голове модели мира — это экономия наших сил и нашего внимания. Маленькая девочка продолжает осваивать мир вокруг, но основные усилия уже тратит вовне семьи, потому картину мира семьи она уже построила. Понятно, что она не знает при этом и 1/10 основ, на которых построена ее собственная семья. Но ей и того, что есть, достаточно для того чтобы идти узнавать мир дальше…
Я изучаю Хайдеггера, потому что сантехнический кран починен, а если потечет, я знаю, куда обратиться. Освоение мира, обживание мира, приручение мира высвобождает наше внимание на что-то. Но иногда этого "чего-то" может уже не быть, энергия иссякла, таково свойства конкретного индивида. И привычная картина мира оказывается последним прорывом в мир.
...Мир может стать серым просто потому что кончится краска.
Я начал свои рассуждения, рассматривая Мир как Недоразумение: решения нерациональные, недодуманные, причем это не то чтобы случайность — нет, это "норма".
Из последнего: людям, например, трудно "заходит в голову", что многовековую вражду между русскими и украинцами можно развязать, исходя из мелких политических раскладов. Кто-то это уже понял (осознал), а кто-то еще "переваривает в своей голове", до кого-то вообще не дойдет "в этой жизни".
Не до всех отделов мозга информация доходит с одинаковой скоростью. В нашем мозге — своя иерархия соподчиненности. Оказывается, есть разница между узнаванием и пониманием. Но даже эти два слова, разделившие то, что когда-то для первых сапиенсов означало одно и то же, уже недостаточны. На каждое из этих событий — свой язык, и он усложняется: увидел, понял, осознал, осознал не до конца, наконец, все понял, наконец, допонял, что не понял в прошлый раз...
На самом деле не смешно. То есть я понимаю обезьяноподобных, которым смешно наблюдать, как лопается надутая воздухом через соломинку лягушка, как кошка в ужасе бежит от привязанной к хвосту консервной банки... Вы и сами можете продолжить этот ряд.
Современные люди что-то понимают. И вот уже цивилизация отказалась от публичных казней на площадях на потеху толпы. То, чем гордились предки в XVII-XVIII веках, давно уже не предметы гордости. Мы что-то поняли? Осознали?..
Жизнь не смешная. По крайней мере, не всегда...
Сапиенсы — это один вид. Но мы очень сильно различаемся культурой — правилами, запретами. Цивилизованный человек, чурающийся насилия, и брутальный "горец" — один вид... Мало того, общество с равноправием женщин и современный крайний ислам — тоже современники. И даже в одном цивилизованном обществе есть люди совершенно разного уровня, совсем разных взглядов.
Вопрос, который возникает в голове цивилизованного человека, таков: а что с прогрессорством?
И еще: Солнышко светит как бы одинаково (хотя огромную диспропорцию по широте отрицать сложно), и мозг наш вырос, что надо. Но вот инструкция пользователя нашего мозга еще пишется, в этом — наша история, но проблема не в самой инструкции, не в наших задатках — не в том, что заложил в наш мозг "инженер-конструктор", — прочитав ее, нужно еще ее понять. Помнится, мне мой коллега рассказывал, для чего программа Adobe Acrobat, раз пять. Я каждый раз кивал, казалось даже, понимал, но через 2 дня приходил и опять спрашивал...
И вот, может, и инструкция для нас написана, и язык нам понятен. И каждое отдельное слово и даже словосочетание нам понятны. Но вот смысл всего текста пока не дошел.
Мир всегда "логичен". На этом построена "наука", даже когда это слово означало не то, что мы понимаем под ним сейчас.
Логичен — значит, его легко объяснить. Но это всегда объяснение из прошлого. Это логика "почему". Но логика не помогает понять будущее. Кажется, несложно составить модель ближайшего будущего из наших теперешних знаний. Однако Будущее всегда нас обманывало. Даже когда угадывалась общая канва, подробности удивляли. Слишком многое непонятно, а еще больше эмоций, свободной воли...
Потому исторические параллели хромают и больше обманывают, чем помогают. Каждый раз похожий поворот проходят иначе, в том числе потому что субъекты истории, зная историю, делают новый выбор, принимают новое решение. То есть "логика истории" понятна. А Будущее — нет.
Непредсказуемость Будущего ведь не в обилии данных, не в количестве информации (чрезмерном, неохватном и т.д.) — непредсказуемость именно в отсутствии знания о многих шагах, которые непонятно от чего зависят.
Развитие техники, появление новых девайсов еще постижимо. А вот общественные отношения и исторические события — уже нет.
И мало того, что мы принимаем решения головой, недодумано, обдуманно или тщательно продуманно. Кроме того, из глубин нашего организма всплывают целые программы поведения, которые "голова" (наш мозг) должна выполнять, являются новые темы, доселе отсутствующие.
Помню, когда я учился в мединституте, меня поразил факт, что в растущем человеческом организме это рост и развитие определяется симфонией гормонов, причем в разном возрасте роль дирижера принадлежит разным железам: до года — щитовидной железе, с года до подросткового возраста — вилочковая, а уж про половое созревание знают все. Все помнят, как откуда ни возьмись появились новые цели и задачи жизни, да такие... Словно перед идущим по коридору открылись широкие двери в роскошный зал, полный обещаний, красоты и великолепия, из которого ведут разные лестницы в разных направлениях...
А через много десятилетий это становится неинтересно. Программа завершается. Что там дальше, еще не знаю. Но вот эти программы, которые нам даны, меня впечатляют. И пусть мы все выполняем их по-разному, каждый по-своему. Но наши решения — в узких рамках заданных вопросов.
Ф.М. Достоевский отметил, что "если Бога нет, то всё позволено". Дьяк Кураев грустно заметил, что одинаково верно и прямо противоположное: "если Бог есть, то всё тоже позволено".
То есть никакими ссылками мы свою ответственность ни на кого переложить не можем. Наш выбор, наша свобода воли, наша ответственность, и она не отчуждаема. Это мы ссылаемся на Бога, дьявола, науку или иной авторитет. Это тоже наш выбор.
Это означает, что всё из нас, или, по меньшей мере, через нас. В этом наша субъектность. И никакая наука предсказать наше конкретное решение не может.
Хотел ввернуть научное, что статистически сапиенсы поступают вроде бы рационально, и как раз это можно предсказать. А потом посмотрел вокруг и осёкся: нет! Это наш выбор, поступать эмоционально или рационально, тщательно продумывать свои шаги или верить первой мысли, слушать Ангела на одном плече или Беса на другом. Это наш и выбор, и плод нашего воспитания, и итог адаптации к окружающему миру, опыт рефлексии прежних решений. Наш горизонт планирования (один день, годы, вся жизнь) — тоже наш, хотя не всегда зависит от нашего желания. А еще наш выбор находится под влиянием наших, но "не наших" генетических программ.
Мы и отвечаем.
Основной вопрос философии: Почему все так плохо. С равным правом его можно задать иначе: почему все так хорошо. Почему эти вопросы равнозначны? Потому что это вопрос, а не ответ. На самом деле вопрос звучит следующим образом: "Почему всё так?"
Всё "хорошо", потому что светит Солнышко, и мы адаптированы к окружающему миру.
Все "плохо", потому что мы не идеально адаптированы к миру, и поэтому вот это наше ощущение "плохо", данное нам в ощущениях, — для того, чтобы мы сделали лучше и ближе к "хорошо".
А "плохо" бывает конкретно. Бывает "плохо" с самого начала, от рождения: рождаются инвалиды с детства, бывают инвалидизирующие болезни...
Можно спрашивать, "зачем" это нам? Но, как минимум, это "почему"... ...А "зачем" получается само собой: когда инвалидов не прячут по углам, обществу приходится обращать на них внимание, приходится задумываться, что с этим делать, — а когда общество на что-то обращает внимание, оно умеет решать.
Все решения неидеальны. А мир вокруг дается нам в ощущениях. И эти ощущения заставляют что-то делать...
Человеческий мир полон глупостей, причем глупостей небезразличных, эти глупости имеют свою инерцию, свою массу, свою цену.
Женское обрезание (а, может, и мужское), хиджаб и все его разновидности...
Наколки на человеческом теле...
Многообразие конфессий христианства...
Мелкие суеверия и сложные дорогостоящие ритуалы...
Интересно, что мы не расстаемся с нашими глупостями, держимся их. Хотя они захламляют наш мир, да так, что нередко препятствуют движению дальше.
Куда дальше — конечно, вопрос. Движение — это всегда не только "почему", но и обязательно "зачем".
...Вообще-то я больше всего боюсь мракобесия: агрессивного отрицания разумного и целесообразного.
При том что рациональность иррационального подхода отрицать не готов. А про нецелесообразность целесообразности и говорить не о чем: какая-такая цель? Откуда?
Отсюда: если никуда не двигаться ("дальше") и не спешить к цели, которой нет — то и хлам не мешает жить. Нужно только к нему привыкнуть, адаптироваться.
Но новость, что растет число людей, которые считают, что Земля плоская, мне не нравится...
Продолжая предыдущее: Почему мы должны куда-то двигаться? Чем нам мешает наш любимый хлам?
Просто что-то происходит.
...Помню прекрасное счастливое детство: полная семья, голода, войны нет, живы все бабушки (наше детское спасение от родителей), с дедушками, правда, после той войны не задалось. И вот что было не так? Хотелось так и жить, жить под крылом мамы.
А потом что-то начало расти в нас, в симфонию включились половые гормоны, появились новые темы в жизни, новые программы поведения. Так, ребенок, чувствовавший себя в утробе вполне комфортно, должен рождаться; птенец вылупляется из скорлупы. И все продолжается совсем не так, как должно было течь по инерции.
...Сколько каких программ заложено в нас и время от времени включаются? В результате мы меняем свою жизнь. Это мы, это наши решения. Но не только...
Мы начали с того, что мир не просто несовершенен, но не может быть иным, потому что строится несовершенными решениями. Мы в своей жизни постоянно ошибаемся, не додумываем, крепки задним умом и т.д.
Частично это следствие сложного строения нашего мозга: мы входим в жизнь, не прочитав инструкцию пользователя. А когда, наконец, получаем необходимый опыт и готовы пользоваться мозгами, то самые важные жизненные решения уже приняты. Да и здесь периодически жизнь нам подкидывает задачки, которые мы решаем нерационально...
Значит ли это, что мозг попроще ошибается меньше? Да, вполне возможно. Но от этого ошибочные решения не стоят меньше.
...А я раздумываю над человеческими научными прорывами: какие сложные решения находятся в ответ на самые сложные вопросы! Космические ракеты, атомная и водородная бомба, современные биотехнологии — интересно узнавать, как люди преодолевали затруднения, как находили правильные решения, чтобы ракета взлетела, чтобы атомная бомба взорвалась не в руках, и т.д. Сложнейший путь проб и ошибок! Причем в данном случае люди шли непроторенной дорогой, но знали цель, пусть в самом общем виде. Этот путь предполагал варианты, но в очень узком диапазоне.
А что с нашим житейским миром, в котором мы живем также методом проб и ошибок? Мы тоже имеем представление о должном в самом общем виде. И диапазон решений, скорее всего, не очень велик.
И если мы живем и адаптированы — значит, ракета взлетела, атом расщепился, а моноклональные антитела точно подошли для лечения конкретной болезни.
Интересно: решения наши в большинстве своем глупые и недодуманные, а с высоты птичьего полета мы выглядим сапиенсами, разумными и изворотливыми, мы адаптируемся к любым условиям и любым обстоятельствам, а наш общественный прогресс видится поступательным и неуклонным.
Вероятно, из сонма наших решений выбираются и остаются именно оптимальные, именно так исторический поток "обтесывает" нашу неотесанность...
Вот индивид, вошедший в жизнь, растет и совершает ошибки, но при этом ведОм жизненной программой: надо получить образование (но можно и отказаться, и это будет его свобода воли, его решение, но ему заданной задачи), нужно найти себе пару в жизни (но можно и отказаться...), родить детей (но можно и отказаться...). А еще нужно "работать работу", зарабатывать средства к существованию... Так к "зрелому" возрасту ошибки компенсируются, жизнь устаканивается и начинает течь по инерции. И какой бы вид не приобрела конкретная жизнь конкретного индивида, ее этапы определены. Итог жизни тоже определен: мы умрем, такая определенность неопределенного.
Вопросы, на которые мы ищем ответы, часто не наши. Кто-то дает нам задания: "Так, встал, пошел..." Иначе мы могли бы не догадаться, что нужно продолжать род человеческий. Понятно, что тот, кто не догадался бы, потомства и не оставит. И хорошо. Но природе этого мало, она страхуется и ставит вопрос императивно: вот вам! И что вы сделаете?..
Интересно, что вот этот хаос человеческого существования с высоты птичьего полета выглядит вполне упорядоченным. Мы много суетимся, но движемся чаще всего проторенными дорожками. А даже когда ошибаемся, то тоже торим новые дорожки, по которым тоже идут люди...
Результатом иногда бывает сложнейшая ракетная техника и высадка человека на Луну; результатом бывает сложнейшие биотехнологии; результатом бывает искусственный интеллект...
Поведенческие программы, генетические или приобретенные, подсмотренные у старших, задают нам вопросы определенной сложности; мы можем им соответствовать или нет. Но тот кто соответствует, дают ответ соответствующей же сложности. И все это куда-то движется.
...Обезьяны уже летают в космос.
К последней теме порядка ("космоса") посреди хаоса наших действий: мне вспомнился мой тесть — он был инженером, начальником энергоцеха крупного машиностроительного предприятия в Витебске. И когда в 90-е годы происходил распад всех цепочек поставок, разлад финансовых связей и т.д., это больно ударило именно по "высокому машиностроению". Мой тесть переживал, но возраст не позволял ему надеяться пережить кризисный период (в 1990 ему стукнуло 55, почти как мне сейчас), а потом и действия властей похоронили всякую надежду на восстановление или хотя бы сохранение производства.
Сейчас на месте развалин крупного по нашим витебским меркам завода им. Коминтерна уже несколько лет висят банеры-обещания постройки торгово-развлекательного центра Радзивилл (наверное, сейчас это название заменят на какого-нибудь Суворова).
Тесть отдал заводу всю жизнь, и когда проект окончательно рухнул, продолжал заполнять ученические тетради записями, как улучшить то или это, как иначе решить ту или иную проблему энергообеспечения цехов — там, где уже ничего не было и быть не могло. Но он продолжал думать, решать интеллектуальные задачи своего уровня (не кроссворды) до самой смерти...
Когда я читаю про человеческие технологические прорывы, меня удивляет, сколько талантливых людей, умных, думающих, оказались не востребованы. Сергей Павлович Королев, без сомнения, выдающийся инженер, гений — но это ведь крохи инженерной школы, уничтоженной в годы Сталина.
Одна пропагандистка в недавние времена с пафосом вопрошала, указывая на Илона Маска: "А где наши Илоны Маски?" — А в это самое время публиковалось исследование, как в Питере в тюрьме забили насмерть такого же инженера и визионера, потому что он не отдавал бандитам при власти свой бизнес.
У меня есть свой знакомый инженер высокого класса, у которых в 2000-е в России отняли высокотехнологичное производство. Отнимали гб-шники, думали поживиться. Но высокие технологии были выше их понимания, в итоге они тупо распродали дорогостоящее оборудование и пошли кошмарить кого-то дальше. Как саранча.
...Кстати, эти гб-шники — сапиенсы, хитры, изворотливы и всеядны. Но в космос человека они не отправят.
Я вот подумал, что наша общественная структура так и не смогла развести по разные заборы мозги и мышцы. Для многих модель шарашек видится "правильным решением эффективного менеджера". Только таких менеджеров — пруд пруди, а мозги нужно где-то брать и учить, в технологических школах (инженерных, медицинских) меня всегда поражало их фундирование: 2-3 поколения, не меньше.
Так что когда энергичные и умные воры в законе и такие же энергичные и хитрые гб-шники стали играть определяющую роль, в итоге получилось ни космоса, ни биотехнологий.
...Глупейшие решения, хаос человеческого поведения, нерациональность — КПД использования того, что нам дано, потрясающе низкий. И в этом, как мне видится, нет "глубокого смысла". Есть только "почему" и никакого "зачем"...
Мне периодически приходит эта мысль: "Почему общество не защищает мозги от мышц?" — Но потом вспоминаю, что общество не субъектно. Общество ничего не решает и никого не защищает.
Защищают и решают конкретные люди. Это их, людей, решения.
Нет субъектности у нации, нет субъектности у государства.
Государственные интересы, интересы нации — это все мнения людей, конкретных людей, хороших и плохих, разных.
Полет на Марс может быть интересен людям. А может быть не интересен. Это их, людей, решения — чаще всего, как мы знаем, нерациональные и недодуманные, подверженные манипуляциям...
Хаос человеческого общества может нам не нравиться. Но человеческое "единение" может тоже нам не понравиться. "Национальное единство" — это то самое, что мы хорошо знаем и чем мы ругаемся на своих политических оппонентов. Хотя, конечно, если соблюсти баланс между человеческим обществом и интересами конкретных людей...
Вот этот механизм поиска баланса — он должен быть очень сложен, не может быть простым, проще человеческого общества и, скорее всего, не может быть проще строения человеческого мозга.
...Менталитета, как нам говорят, нет. А люди с их стереотипами поведениями, с их адаптациями — есть. И эта адаптация и стереотипы поведения имеют свою инерцию, дети повторяют родителей, ученики — учителей. Но кроме всего прочего, есть такое свойство сапиенсов, как зависть — желание иметь все, как самые успешные и умные. Вдруг зависть может нас подвигнуть не только хватать успешных за фалды с целью затормозить, но и собезьяничать и перенять у них что-нибудь полезное?
Почему человеческие интеллектуальные прорывы не вызывают энтузиазма, не находят большой поддержки "населения" и часто просто гасятся "окружающей действительностью". Словно болото. Никто не бросает чепчики. Отчего так?
Может, оттого, что наши представления о мире уже сформированы. Они — наша адаптация.
Мы сапиенсы, мы адаптированы, наш мир (мир наших представлений) ладно пригнан. И кто это там качает наш мир?
Очередной прорыв меняет наше представление о мире. Не сразу, но мы соглашаемся, что — да, "это правильно": Земля вращается вокруг Солнца, человек произошел от обезьяны, а от гриппа нужно пить озельтамивир, а не арбидол.
Но мир опять формирует "корку" представлений, которую кому-то снова придется преодолевать...
Окружающий мир в последнее время (века?) меняется слишком быстро. Сапиенсам приходится меняться не только на уровне биологии, но и мыслительно. Это что-то значит. Я подумаю.
Мы все, конечно, сапиенсы. Но очень разные по степени сапиентности. То есть в плане изворотливости и приспосабливаемости — это к нам, в этом мы все хороши. Но в плане понимания теоремы Пуанкаре — тут наше расслоение значимо.
То есть очевидно, как наша сапиентность после прохождения детства и отрочества сдувается. Как многие из нас переходят на жизнь по инерции: все жизненные решения уже приняты, не нужно ничего менять. Я, кажется, упоминал, как какие-то головоногие точно так же рождаются с мозгом, пользуются им на этапе роста, а затем его лишаются, потому что он им больше не нужен.
А кто-то из нас способен и во взрослом состоянии интриговать, менять свое положение в человеческом коллективе. Словно это — основная задача головного мозга человека разумного.
Но самое интересное — есть сапиенсы, которым "просто интересно" заниматься интеллектуальной деятельностью. Есть люди, которые не пытаются таким образом занять место в обществе получше. Их посыл направлен строго вверх. Это, конечно, нечастое явление, но наша жизнь уже позволяет им существовать, их уже не сжигают на костре.
Нас много. Мы очень разные. Нам приходится находить новые пути сосуществования. То что раньше отсеивалось в процессе естественного и неестественного отбора, теперь остается в Бытии. Оно есть, требует внимания, на что-то влияет...
Мир не становится проще.
Сейчас, в период острых социальных и политических кризисов, мне стала особенно заметна разница между аналитиками и экспертами. Просто анализировать поступающую извне информацию я могу сам, мне дан головной мозг, я умею им пользоваться. Вероятно, это касается не всех сапиенсов, не все готовы и хотят тратить свое время и свое внимание (самый дорогой ресурс) на анализ мира, который далеко выходит за пределы своей поляны. Особенно сапиенсы "не готовы и не хотят", когда такой анализ (а за ним неизбежно следует вывод) чреват нешуточными репрессиями. Зачем? Избегание неприятностей — наш адаптационный механизм. Но вот экспертом я могу быть в очень ограниченных областях, которым посвятил жизнь и которые прочувствовал всеми своими рецепторами, известными и теми, которые еще не открыты наукой.
Это мой житейский (экзистенциальный) вывод: хорошо бы знать мир в непосредственных ощущениях. Знаю по работе: доверили человеку серьезное дело, а я его помню по прошлым делам ("знаю"), и понимаю сразу (тоже "знаю"), что он дело завалит. Это как пример с троллейбусом #4 и маршруткой #66: сразу ясно, на какой остановке он все провалит и даже известны его объяснения.
Или прислали нового человека на работу, говорят, неплохой. А при личной встрече — мудак-чудаком (или наоборот). И никаких дальше иллюзий нет. И сбывается, что особенно "приятно".
Нас сейчас на Земле так много, что иметь личное впечатление о каждой значимой личности невозможно. Это нехорошо. Слова, чужие мнения — важно знать, что этот человек значит для тебя лично. Нужно, нужно прорываться через границы и в серьезных вопросах получать свое мнение из непосредственных ощущениях. Я так всегда старался. Но так получается не всегда.
Однако нужно хотя бы помнить о том, как тот или иной человек вел себя в кризисный период...
Нынешний кризисный период расчехлил многих. Сердце радуется! Такое не забудешь!! Но лучше, конечно, записывать.
Отсюда — путь к сбору досье, а так и до искусственного интеллекта недалеко...
Уменьшается ли глупость в мире? Вот вопрос!
Вообще наша сапиентность (разумность) говорит в пользу того, что все глупости БУДУТ сделаны. Как это ни печально.
Демографы и социологи фиксируют тенденцию с снижению насилия в мире. А потом развязывается полномасштабная война, которая с лихвой забирает "недобранное".
Насилия меньше, меньше, домашнее насилие, воспитание детей, котики-собачки, спасение тюленей, сюсю-масю. А потом, р-р-раз — и мир на пороге ядерной войны.
...С глубоким прискорбием вынужден констатировать, что если ядерная война возможна, она произойдет. Может, не в этот раз.
Все глупости будут сделаны.
Все самые завиральные идеи будут опробованы. Не будь мы сапиенсами.
Мы как-то сочетаем нашу сапиентность (разумность, приспосабливаемость, адаптивность) и нашу порядочность (следование определенным принципам). Сочетания, конечно, разные. И это необязательно рационально. Но интересно вот это разделение. О чем оно?
Сапиентность в таком смысле — это об адаптации, то есть о том, что уже есть и что нельзя не учитывать.
А вот порядочность — это о модели ("порядке") желаемого...
Мои абстрактные рассуждения хороши ровно до момента, когда представляются житейские ситуации. Вот молодая девочка, она входит в мир. Вокруг происходят страшные события, революции, войны, или вот сейчас страшные репрессии и отсутствие революции — а у нее время идет, она со всем хорошим согласна против плохого, но ей хочется создать семью и воспитывать детей. Ей это нужно. Иначе она не будет чувствовать, что живет правильно. И тогда ей придется закрыть глаза, оставить общие вопросы и перейти к решению частных: отца семейства, чем бы он на работе ни занимался, накормить, спать уложить, младшенькой новые ботинки купить...
(Озираясь по сторонам, могу сказать, что таковы не все, но они есть, есть, я о них...)
Но и ребята (это такие молодые особи мужского пола) тоже хотят прожить жизнь не зря, не сгнить в застенках. Нам, старикам, гнить в застенках не так страшно, у нас есть хотя бы имя. Да. А им приходится соответствовать окружающей среде. Да и дел полно, и по работе, и житейских, так что не всегда получается держать в голове общую картину, помнить о том, что было, даже если сам "это было" прожил в ощущениях...
И вот так приходится адаптироваться даже в тех случаях, когда окружающий мир напрочь несправедлив. Сапиенсы. Хочется (нужно) вырасти и занять "свое место", то есть кем-то стать. Что-то все-таки заложено, для чего-то школа и вуз впихивали знания, а ты эти знания впитывал, работал головой.
А ведь адаптация к кривому миру укрепляет его кривизну, повторяя его требования...
Единственное, что спасает — память о том, что могло бы быть лучше. Что адаптация — это не все, на что мы способны.
После самого страшного и разнузданного большевизма и сталинизма представления о человечности и "порядочности" возвращались. В этом — идея.
...Сейчас не весело. Но весело в историческое время бывает редко. А доисторическое время мы не помним.
Когда в нашей стране (нашей — это Беларусь или Россия) тебя останавливает патруль, ты с ними разговариваешь, если что-то не так — ты пытаешься их уболтать. Ты разговариваешь, находишь общее между вами: музыка, книги, последний модный стрим, дети, наконец.
Но никаких иллюзий: если что, они тебя убьют, убьют бесстрастно и спокойно. Если потом пожалеют и вспомнят, то без особых эмоций.
Это сапиенсы. Это тоже мы, но мы не только сапиенсы — род люди вида разумные, мы еще и рассуждающие, размышляющие. Таковы не все.
Нам есть куда отступать, нам есть куда деградировать. Но ниже сапиенсов — вряд ли, по крайней мере, для деградации ниже сапиенсов нужны тысячелетия инволюции. А вот до сапиенсов — рукой подать.
Наши цивилизационные достижения: наука, техника, космос, биотехнологии, ядерная энергетика, — это не всем сапиенсам понятно / не всем сапиенсам доступно.
Мы осваиваем свой мозг, напрягаем его. Наш мозг морфологически за 200 лет вряд ли сильно изменился — а как изменились наши представления о мире, как выросли наши знания и наши умения (уже перечисленные космос и ядерная энергетика).
Точно такие же наши цивилизационные достижения — в развитии общественных отношений, в появлении сложной технологии демократии и разделения властей.
Но вокруг нас — сапиенсы, им это может быть очень сложно и непонятно. И тогда опять же нам есть куда отступать / деградировать.
Большие города созданы цивилизациями — сапиенсы легко превращают их в свалки и отстойники.
То есть нас отделяет от дикости не мифические "миллиметры серого вещества", а знания и умения, культура и воспитание. Эти знания и эта культура (а мы помним, что культура — это сдерживание побуждений) — это тоже наши адаптационные механизмы. Но адаптация к чему-то, что не всем сапиенсам понятно. Это взгляд за горизонт.
Люди так прокачали свой мозг, что достигли небывалых высот в абстрактных рассуждениях (математике) и основанных на этих рассуждениях совершенно конкретных земных технологиях, которые легко пощупать и которые могут приносить очень даже земную пользу. Но это "прокачивание" ничем не защищено, оно висит на волоске посюстороннего воспитания и образования. Это не генотип — защищенная технология передачи информации, нам не очень понятная, — наше воспитание и образование теряются на раз.
А сапиенсы останутся при любом раскладе. Как человекообразные обезьяны в заброшенных древних городах Индии.
Люди уже посещали Луну, а сейчас разрабатывают новые технологии, чтобы вновь полететь к Луне.
А могут легко решить, что им это больше не нужно.
Отчего это зависит?..
Собаки Адольфа Гитлера очень любили Адольфа Гитлера, были ему преданы. Им было все равно, чем занимался и какие идеи претворял в жизнь фюрер немецкого народа.
Тема "собачьей преданности" давно занимает меня, года с 2020 в Беларуси.
И она перекликается с темой сапиенсов.
Знали ли ранние сапиенсы про "таинства жизни"? Думаю, нет: не было для них никаких "таинств". Солнце встает и заходит, весна приходит на смену зиме, женщины беременеют и рожают, а яблоко с яблони падает на Землю — что тут непонятного? До понимания "я знаю, что я ничего не знаю" еще нужно было дорасти.
А мы знаем. И чем больше узнаем об окружающем мире, тем больше таинств. Таинство любви (есть такое чувство), таинство зарождения новой жизни (не сам акт оплодотворения и все что ему сопутствует, а как "причудливо мешается колода").
Все в повседневности видится / кажется понятным и привычным, с этим сталкиваются все живые особи на Земле, это доступно всем. А нам многое непонятно: слишком сложно, этот уровень Бытия мы еще не постигли. Поэтому для нас это — таинства.
...Но вернемся к сапиенсам: за тысячу-другую лет наш мозг изменился незначительно. А вот количество знаний выросло неимоверно. Мы прокачали наши знания и умения. Но уже был субстрат, к этому готовый — наш мозг. Он словно появился ("дан нам") на вырост.
Может, об этом говорили ученые в моем детстве: что люди используют свой мозг на 5, 10 или 15 %, — речь именно не про использование отделов мозга, о чем сейчас можно судить при помощи МРТ, а об эффективности использования своего мозга.
Можно упорно размышлять на теоремой Пуанкаре, а можно — над мормышкой на рыбалке. Интенсивность размышлений ничего не говорит о предмете размышлений.
В школе мы упорно развивали и тренировали свой мозг, решая одновременно сложные проблемы взаимоотношений со сверстниками, с противоположным полом и т.д. — и сложные логарифмы. То же мы продолжили делать в вузе, при этом "логарифмы" стали сложнее, а к теме взаимоотношений в обществе и с противоположным полом добавились новые темы, обусловленные взрослением: самостоятельность, включая быт, устройство внешнего мира и справедливость в этом мире...
На решение одновременно таких разноуровневых задач может просто не хватить внимания (а это функция времени и энергии). Тогда мы решаем наши разноуровневые задачи с разной степенью успешности. Отсюда — еще больше ошибок, чем могло бы быть. А впереди — все большее усложнение, все больше вопросов, на которые настоятельно требуется ответить.
При этом отказ от таких ответов — тоже ответ. "Это не мое дело", "пусть сами разбираются без меня" и наше любимое: "отстаньте от меня, моя хата с краю", — это решения, это часть адаптации, это наше свойство сапиенсов...
Окружающий мир стучится к нам через все рецепторы, через все наши органы чувств, заполняет собой весь наш мозг и заставляет наш мозг заниматься действительностью, не отвлекаться от действительности. Все детство, все наше отрочество мы тратили свои силы, свое внимание на адаптацию, на поиск "своего места в жизни". Мы адаптировались, это было по-разному, это было непросто, мы пережили разные травмы детства.
Но кроме повседневных забот об адаптации у нас оставалось время для фантазий. Дети фантазируют, не всегда об окружающей действительности, не всегда о повседневности.
Потом многие дети перестают фантазировать. Почему-то...
Мы все разные, обстоятельства даны нам разные. Не всем удается поднять голову от быта. Не всегда это зависит от заложенных качеств.
Хорошо когда... но не всегда так...
Жизнь может сложиться так, что никакой энергии на фантазии не останется. Мой любимый пример — Сергей Павлович Королев, арестован и сослан на Колыму. Не пережил бы он каторги, если бы его не достали из каторги и не поместили в "шарашку" — он бы не смог потратить свое время и свое внимание на совершенно другие, более высокие цели — выше чем быть сытым и в тепле...
...А если пофантазировать, если представить, как сапиенсы знакомятся с математикой, как после освоения обычного счета, обычной арифметики у них появляется потребность в алгебре, в дифференциальных исчислениях. Это же с ума сойти! Это откуда? Вернее, нет, откуда — понятно. — Это куда?..
Куда и зачем нас понесло?..
Мне напомнили про книгу Э. Фромма "Бегство от свободы". И — понеслось: какая свобода для сапиенса? Это о чем? Что вы (мы) сейчас и что они тогда понимали о "свободе". Это, мягко говоря, очень разное, может, очень далекое друг от друга.
Сапиенс — это про разумность с целью адаптации. Его свобода — когда у него все получается: рожь колосится, дети рождаются, бабушка нянчит (известный антрополог С. Дробышевский придает особое значение институту бабушек, как недооцененному инструменту передачи информации). Если для этого бытового рая нужно склонить голову перед сатрапом — отчего не склонить? Если для этого нужно пойти и разорить соседнюю страну — почему нет? Такое разорение даже может принести пользу: рабы, рабочие механизмы, домашняя утварь (нет места для шуток по поводу стиральных машин).
И только много позже, накопив огромный (колоссальный!) исторический опыт (сначала рассказы "бабушек"), приходит понимание, как все УСТРОИТЬ лучше, рациональнее (потому что сапиенсы). Сапиенсы — это про устройство мира под себя, для своего удобства (которое комфорт не в нашем теперешнем смысле; а может, и в нашем тоже). Чтобы нас стало не миллион, а 10 миллионов, а потом 100 миллионов, а потом 1 миллиард, а теперь 7 или 8.
...А достижения цивилизации опять подвергаются сомнению.
То ли слово вождя (короля, герцога) — закон (а слово слишком зависит от настроения, как его можно предугадать?), то ли закон выше вождя (короля) — а законы пишутся, слово написанное имеет вес, может обсуждаться, оно даже може трактоваться по-разному, но все-таки что-то определяет.
...А суверенитет можно понимать как право суверена делать с подданными, что душа пожелает — а можно иначе, с меньшей зависимостью от "души суверена" (нам говорят, что суверен думает о народе, а у него запор, и это занимает все его внимание).
Письменность, писанная история, предания старины глубокой. Это надежнее бабушкиных рассказов.
Библия (книга)...
Мы говорили про исторический опыт (любой опыт в определенной степени — исторический, но здесь имеется в виду взгляд "с высоты птичьего полета"). Он — про поиск рационального устройства жизни сапиенсов, дающий наибольший профит.
Но есть люди, диктаторы, которые все понимают по-своему. Сам черт им не брат! Они тоже сапиенсы, и хотели бы найти свой путь, новый, готовы опровергнуть то, что уже известно и понятно.
Так бывает. Многие сапиенсы прорывали корку привычных представлений. Современные диктаторы — из этих. Они ищут свой путь.
Это звучит невесело. Но "невесело" — это наше субъективное представление. Если взглянуть с "высоты птичьего полета" — еще один "прорыв духа". Гитлер — тоже "прорыв духа", попытка сломать приличия ("навязанные"), чтобы вернуться к природе.
Не то чтобы Луи Пастер и Адольф Гитлер — одного поля ягоды. Хотя, конечно же, одного. Сапиенсы.
Я стал активно использовать термин сапиенсы. Это бросается в глаза. Зачем я это делаю? Потому что если мы говорим: "это не по-человечески", — это одно. А если говорим то же самое, но другими словами: "вы — сапиенсы, следующие после гейдельбергенсов и неандертальцев", — "это другое". Это про то, что мы — биологические особи. Хотя это — то же самое, что "мы должны вести себя по-человечески".
Просто по-человечески — это в зависимости от условий. Каннибализм сейчас — табу, но мы можем к нему вернуться, если нас прижмет; мы к нему возвращались даже в XX веке. В тех ситуациях (а Советская власть, "тоже люди", повторяла "ситуации" не раз) люди, переходя к каннибализму, оставались сапиенсами. Описаны случаи, когда они сходили с ума. Вероятно, не все. Дело привычки и воспитания. Это было так недавно, что среди нас могут жить те каннибалы.
...Я о том, что сапиенсы, как все биологические особи — это про адаптацию. Мы здесь выросли, нас здесь вскормили.
"Времена не выбирают — в них живут и умирают", — поэт сформулировал хорошо. Мы к этому пониманию уже готовы. Но не во всем.
Спор: "человек добр по природе" против "человек зверь по природе" — это ведь от непонимания, от неверных (не до конца продуманных) представлений. — Сапиенс — это то, чего от него сейчас требуют.
Самые тяжкие прозрения — у людей-интеллектуалов, оказавшихся на войне. Биография Голдинга чего стоит — и его шедевр "Повелители мух".
А ведь для многих это — прозрение (удивление: Ах, вот как все устроено!)
"Не по-человечески" — это ведь не про сапиенсов и про то, что они могут сделать (об этом — многочисленные статьи Уголовного кодекса) — это про других. Кто они?
Они могут понимать все про сапиенсов. Но они хотят "по-человечески", без каннибализма и без кувалды.
Важное значение для принятия решений имеет адекватное понимание действительности. Чтобы наши органы чувств нам не врали. Чтобы наши рецепторы воспринимали действительность в меру своей компетенции, чтобы они правильно передавали полученную информацию "наверх", чтобы эта информация корректно обрабатывалась. Все это нужно для принятия правильных решений. Таких как переход дороги на оживленной трассе.
Но и в других ситуациях тоже.
Историки ищут и находят. Даже то, что раньше тщательно скрывалось по династическим соображениям. Сейчас все тайны дома Романовых известны и изучены: убийство царевича Алексея, убийство Петра III, убийство Павла, — всё то, что было табу до 1917. Без понимания прошлого трудно понять логику истории.
А сколько проблем возникало при изучении советского прошлого? Создавались целые "Институты истории" со штатами и академическими званиями, чтобы не позволить изучать подлинную историю. Так, на много десятилетий оказались под запретом изучение событий 1917 года, событий гражданской войны, изучение даже "священной" Великой Отечественной войны. Когда после прорыва Виктора Суворова стали открываться тайны, там ведь такое стало всплывать...
Там такое стало всплывать! Это же как плотина! Стоит только подвергнуть сомнению базовый тезис — и ничего дальше остановить нельзя!
А сапиенсам важно знать правду. Иначе они будут вести себя неправильно, несоответственно реальным обстоятельствам.
Запрет на изучение истории Великой Отечественной уже сейчас стоит огромных потерь: воевали не так, как описывали "академики" на больших зарплатах, важные оперативные и тактические решения были другими, распределение факторов победы было не таким, о котором учили в советских академиях.
Искаженная картина стоит дорого. Сапиенсы такого не приветствует. Потому стремятся к правде. Потому что цена правды — большая. Дешевле знать правду, чем не знать.
Можно по-разному относиться к историческим фактам. Важно, чтобы было к чему относиться. Исторический факт первичен.
В моих чисто философских "высоких" рассуждениях есть большой изъян: они очень общие, а в силу того, что они "высокие" — слишком абстрактные. Хотя мои мысли мне видятся глубоко фундированными, в самих рассуждениях этого не видно.
У меня пример — моя книга про события 1941 года в Беларуси: там все очень подробно, для кого-то даже слишком. Но это позволяет потом, после многословных описаний и на основе этих описанных подробностей, перейти к выводам, которые как раз и основаны на глубоком проникновении в события.
Философские максимы тоже должны основываться на большом количестве подробностей бытия, личного опыта. Но это — фундаментальный труд про себя самого, про свой опыт (а другого опыта у человека, кроме своего, нет).
Вот есть у меня опыт мистической связи с Высшим или нет? А если есть, то не связан ли он "просто" с измененным состоянием сознания? А если у меня не было и я не представляю, как бы это было возможно (еще хуже: как доктор-реаниматолог, могу себе представить, что можно понять под таким откровением) — как я могу Откровение включить в свою философскую систему?..
У философа, как у любого человека, есть его опыт, только его опыт. Есть еще опыт, переданный в рассказах и прочитанный в книгах, но все равно все проходит через самого человека. А если не проходит — для человека его нет.
Голым стоит человек перед Бытием. И отвечает сам за себя. Он не может сослаться даже на Бога: ты Его видел? Он тебе что-то сказал? Тебе лично? А ты в этот день не пил? Не был уставшим?..
...За голым стоянием индивида — только (!) его житейский ("экзистенциальный") опыт, глубоко фундированный. А слова его при этом часто куцые, неудачные, не передающие всей сложности Бытия.
Но его слова и не важны.
А что важно?
Не исключено, никто ни перед кем не стоит. Голый индивид перед лицом Бытия — это редкий опыт отдельных людей, отражающий то ли страх смерти, то ли радость жизни. Это наши впечатления. Это наш опыт, житейский ("экзистенциальный"). У других его может не быть. Потому можно ничего не говорить, свой опыт словами не пересказывать. Вообще в этой модели "человека перед Бытием" — много от того, что Ф. Ницше называл "человеческое, слишком человеческое".
Но слова важны — слова, которые бы провели и связали ниточки того самого ковра Бытия и отобразили бы эту картину. Есть специальные люди (Бытие их выбирает и выделяет), которым поручено связать эти слова. Получается у каждого по-своему, сейчас, учитывая возросшую плотность человечества, их, мыслителей, уже совсем много.
Каждый век каждый этап развития человеческого мышления находил отражение в словах. Таким образом выдающиеся мыслители создавали новые философские схемы и концепции. А мир развивался, наш человеческий опыт продолжает усложняться. Почему-то выдающиеся философские системы больше не устраивали следующие поколения, и появлялись новые философы и новые системы...
Я представляю себе человека в Бытии, каждая его грань отвечает на какой-то вызов мира и в этом смысле адекватна миру. Это напоминает орбитали электрона, размытые пылевые облака. Человек редко когда нуждается в том, чтобы собрать все свои впечатления и выразить их в словах, его впечатления от мира остаются разнесенными по орбитали его существования. Они часто противоречивы, даже противоположны...
А потом приходит философ и начинает сгущать облака пыли своего опыта в слова…
"Разум нам дан не для самоанализа, а для адаптации в окружающем меняющемся мире.
Хотя если самоанализ и самопознание нужны для адаптации — пускай. Только не в ущерб адаптации..."
"Разум дан нам..." — а ведь он не "дан" нам как нечто готовое, он — результат эволюции. Это мы сами развили и развиваем его в каждом поколении.
Точно так же мы развили и развиваем рабочую руку — она не "дана" нам, даны (изначально заложены) возможности ее развития. Мы имеем перед собой примеры удивительной пластичности не только мозга, но и всей частей тела.
...Можно не развивать свой мозг. Самый крайний пример — Маугли: эти редкие случаи показывают, что происходит с мозгом и мышлением (а также с развитием трудовой руки) в отсутствие системы человеческого воспитания и образования.
Но можно использовать и не столь экстремальные примеры: просто есть люди, которые не ходят в школу, или пошли в школу поздно, начали учиться читать и писать не в 5-6 лет, а в 10-12. Есть люди, которые не получают доступа к современным знаниям, не напрягают сызмальства и не развивают свой мозг — лишены развивающих игр, а собственного заряда тяги к знаниям и умениям недостаточно, чтобы самостоятельно, без знакомства со специальной литературой, без опоры на совокупность знаний человечества, заново за одну человеческую жизнь, за одно человеческое детство сделать все нам известные научные и технические открытия, открыть самостоятельно дифференциальное исчисление, да даже научиться обрабатывать железную руду и добывать огонь!
Мы — сапиенсы, но наши технические и научные достижения в нашем генотипе не прописаны — они передаются иначе. Мы изобрели письменность, удивительный способ хранения и передачи информации, который позволил создавать сложные конструкции...
Так и было задумано?
Так получается, что важно не только морфологическое развитие мозга (оно уже...), а развитие мышления. "Прокачивание" того, что уже заложено. "Железо" позволяет, остается только постоянно обновлять софт. Откуда-то взялось такое "железо" на вырост.
...Я тут посмотрел старый фильм "Одиссей" (1997). Представил, что будет, когда люди после долгих странствий вернутся на свою Итаку. Кровавая бойня "женихов" впечатляет. Что-то во мне заставило пересмотреть эту сцену несколько раз. Казалось, я должен пересматривать эпизод с богиней Калипсо (препарату калипсол — привет), а смотрю про женихов Пенелопы.
...Но я обратил также внимание на то, как вели себя тогда люди во время получения известий, как они мыслили, как быстро выражали свои эмоции. "Хитроумный Одиссей" — сейчас как бы он выглядел? А сын его Телемах, выросший без хитроумного отца, будет ли хитроумным?
"Деревенщина" — это же про владение своим "инструментом". "Инструменты" морфологически у сапиенсов не сильно отличаются. А вот сами сапиенсы сильно отличаются по части владения им. Все очень сложно. "В сложности укрываются различия"...
Собаки, выращенные и воспитанные людьми, умнеют. Когда ими занимаются — они умнеют. Но при этом остаются собаками.
А мы, даже когда умнеем, остаемся сапиенсами — хитрыми изворотливыми на все способными тварями.
Только с возрастом наши адаптивные навыки снижаются, мы "костенеем" и уже способны "не на все". Мы уже несем в себе заряд того мира, к которому адаптировались. Несем именно потому, что к нему адаптировались, потому что нам в таком, именно таком мире комфортно. А мир меняется. И мы уже не соответствуем.
Слава Богу, нам идет смена более адаптивных. Адаптивных во всех направлениях. Готовых подладиться к тому миру, который новый. Для них он будет комфортным. А мы, старики, будем бухтеть.
Так было, так есть...
Гераклит говорил: "Все течет..." "Темный Гераклит"! Древний грек, вошедший в воду, подивится: каков мудрец! действительно!..
И пойдет дальше. На его житие-бытие это не повлияло. Разве что развлечение.
А рядом "хитроумный" Птолемей продумывает "небесную механику", такую сложную, что ее упрощение стоило Копернику жизни (это я хватил лишку; "упрощение" Коперника стоило жизни Джордано Бруно и едва не стоило жизни Галилею). Коперник прав, но у Птолемея красивее.
Но неправильно. И это оказалось можно доказать.
Вот! Математика! Как мы смеялись в школе, 2 х 2 — а вот серьезно! Такой вот критерий, поверка истины не авторитетом, не словами, а — чем?
Что это? Откуда?
Итак, мы прокачали (нам накачали) мозг, по ходу жизни мы наделали ошибок, посмотрели в зеркало, узнали и оценили себя и, наконец, пришли к 2 х 2.
"Зеркало" — это как раз вопрос "зачем", а не "почему". "Почему" — это анализ. "Зачем" — синтез в мышлении разобранного мира назад.
Судя по всему, на определенном уровне усложнения мышления без рефлексии нельзя. Иначе слишком сложные мыслительные конструкции, которые рождает наш мозг, будет все меньше соответствовать окружающему миру. А заумность означает неадекватность. Мы знаем в истории совершенно завиральные идеи, которые двигали массами, но которые приводили к историческим катастрофам. Завиральные идеи не способствуют процветанию. Странно, что мы еще живы, и мы все вместе.
Наличие вопроса "зачем" говорит о вопрошающем. Этого вопроса нет. Но он есть...
Совсем недавно я рассуждал, как нехорошо, когда наши рецепторы нас обманывают, как важно адекватно оценивать окружающий мир, как важно "знать правду"...
Потом проговорился, что наши сложные мыслительные конструкции могут значительно отклоняться от реальной картины мира, которой они должны соответствовать. Именно на это "придумана" рефлексия — явлен механизм критичного восприятия себя любимого. Бывает, проснёшься утром героем, полным сил и готовым к подвигам, а взглянешь на себя в зеркало — и...
Что и как мы оцениваем в "зеркале"? Каков критерий?
Странный парадокс: при том количестве ошибок, которые мы совершаем в жизни, всё равно всё это куда-то движется, да так, что в итоге перед нами — нечто совсем не бессмысленное. Хотя, если разбираться — ошибка на ошибке и ошибкой погоняет.
Я вижу, как сапиенсы нашли выход из этой проблемы: они открыли математику. Они пришли к 2 х 2.
Какой-то мыслитель сформулировал, что "Бог разговаривает с нами на языке математики".
Система Коперника сменила систему Птолемея по математическим причинам, хотя идеологическое сопротивление, казалось, закрывало саму возможность смены.
В. Шендерович недавно перефразировал Л. Толстого: все нормальные люди нормальны одинаково, все сумасшедшие сходят с ума по-разному. Интересно, так ли?
Мы все равно возвращаемся к "норме". А учитывая математику, которая, как видится, лежит в основе Бытия, не получается ли так, что норма есть, и она — в правильном умножении 2 х 2?
Недавно один русский патриот предложил вернуться к юлианскому календарю. Почему нет?
А еще можно вернуться к небесной механике Птолемея. Беда, что на основе этой механики нельзя осваивать космос. Но, может, и не нужно?
Математика — это не просто счёт. Это не просто два яблока плюс два яблока равно 4 яблока — это открытие, что 2 камня плюс 2 камня — ТОЖЕ 4! И так во всем. Потом было открытие нуля. Потом — дифференциальное исчисление, и далее, далее...
Человеческий мозг таков, что при недостатке информации он способен сам достраивать картину мира "по аналогии" или по каким-то другим принципам. Люди всегда "всё знали/знают" об окружающем мире, иначе они не смогли бы в нём существовать. Новая информация всегда с трудом встраивается в старую картину. А сейчас, когда человеческое общество усложнено донельзя, такое встраивание — всегда исторический конфликт.
Показательна история победы гелиоцентрической модели над геоцентрической (главные действующие лица: Коперник, Дж. Бруно, Галилей), преодоление яростного сопротивления "ретроградов" — как именно это сопротивление преодолевалось, какие аргументы использовались... Для меня главным героем этой истории, которая заняла не одно и не два десятилетия, является Галилей. И даже, будучи уже несчастным и гонимым, он использует как последний аргумент математику, голые цифры, которые отличаются абстрактностью и безэмоциональностью. И эти "цифры" победили, даже когда сам Галилей, больной и слепой, умер вдали от людей под присмотром Святой инквизиции.
Математика получается как матрица (в том значении, в каком это слово использовали в культовом фильме). Трудно себе представить себе иную Вселенную, где бы 2 х 2 было бы равно 5.
Упоминая Галилея, хорошо бы вспомнить интересный диспут: не богопротивное ли дело смотреть в трубу со стеклами на Луну и звездное небо? Тогдашние кардиналы в Риме решили: можно! Тогдашний папа Римский был неплохим математиком и благоволил Галилею (поначалу).
Но ответ мог быть другим. Тем более что интересантов "не смотреть наверх" всегда хватает. Во времена Галилея против его астрономических открытий выступили врачи и алхимики, которые опирались в своей практике на уже известную картину звездного неба. Галилеевские открытия им были как нож в сердце!
Да и печальный финал научной карьеры Галилея впечатляет.
...Не богопротивно ли смотреть в трубу на небо? Не богопротивно ли изучать археологию, которая легко поставит под сомнение Священное писание? А происхождение, прости Господи, человека?
На этот вопрос отвечали люди.
Как полагают, вклад Галилея в развитие человечества не ограничивается астрономическими открытиями благодаря смотрению на небо в хорошую оптику и открытием физических законов — это прорыв в новую сферу, вклад в победу нового мышления: рационального, не основанного на недоказуемых и неверифицируемых (непроверяемых) данных. Именно поэтому вторым церковным судом Галилей был осужден: кардиналам стало понятно, куда "это все приведет"...
"Слепая вера против рациональности"? Конечно, не так все плоско. Да и дело не в "слепоте" веры — у слепых есть мозг и свои методы познания окружающего. Рациональность и магическое мышление — скорее, так. Но и тут нет антагонизма, вернее, может не быть.
Магическое мышление — архаичный способ познания действительности. Наш развитый мозг умеет связывать явления, находить причинно-следственные связи, как истинные, так и мнимые, из которых рождаются суеверия, ложные сущности и т.д. "Интуитивно понятно" — так мы говорим...
Прорыв в деле познания заключался в том, что оказалось можно и даже необходимо проверять видимые и кажущиеся связи рациональностью, математикой. Но полностью отрицать интуицию глупо. Как бы мы не хотели, все просчитать не получается. Иногда не хватает математического аппарата, иногда не хватает полноты данных, и тогда рационализация выглядит куцо и смешно и уж точно не отражает сложности Бытия. История полна таких случаев (знаменитое "камни с неба падать не могут!")
Еще недавно я готов был смеяться надо многими идеями (типа чтения мыслей и телекинеза), а сейчас, глядя на развитие технологий — почему нет? Всего лишь 21 век! Мысли о всемирном эфире, полном информации, смешны. Но вот Wi-Fi: имея приспособление, я могу получить доступ ко всей информации человечества. И то ли еще будет!
Научные открытия делаются в какой-то определенной конкретной голове (или конкретных головах — в определенной интеллектуальной среде), то есть в какой-то точке пространства и времени. Это сродни мутации, которая происходит (случается) в определенном локусе и ещё только должна распространиться, завоевать себе признание, право на существование. Или не завоевать — это же мутация, изменение привычного и устоявшегося, она не обречена на победу!
Мутация означает просто изменение (точно так открытие означает изменение в понимании мира), и только после тестирования в условиях (условиями) окружающего мира будет понятно (не сразу), в какую сторону эта мутация, каковы ее последствия.
...А потом открытия, мутации, новые технологии — распространяются. Как?
Вероятно, похожим образом распространяются вирусы. Мы теперь "всё в этом понимаем": были простуды, ОРВИ (острые респираторные вирусные инфекции), они были нашей повседневностью; но когда пришла коронавирусная инфекция — точно понятно, откуда она взялась, известна точка её появления. Если коронавируса нет, им нельзя заразиться, сколько ни "простужайся" и не переохлаждайся.
А ведь распространение цивилизации — тоже своего рода распространение мутации.
И своего рода прогрессорство. Где племена каннибалов не сильно рады приходу цивилизации...
В. В. Розанов как-то жаловался, почему он не стал крупным философом: "Я спорил с Михайловским (лидером народников конца XIX века), а нужно было спорить с Парменидом..."
Я давно пытаюсь опровергнуть гегелевский закон диалектики перехода количества в качество. Возможно, вопрос не в формулировках гегелевского закона, а в определении терминов.
Количество переходит в качество само по себе? Как иногда говорят, количество само по себе есть качество? Всегда ли? Как это работает?
Много песка — это просто много песка. Очень много песка — это всё равно просто много песка. Но вот мухи, достигнув миллиарда миллиардов, могут перейти в новое качество (по-своему). У людей это точно работает. Судя по всему, разные "количества" ведут себя по-разному.
Мне видится, в бо́льшем количестве — бо́льшая вероятность для "мутаций", изменений качества. Главное, чтобы было чему мутировать.
Людей на Земле стало очень много. Скорее всего, именно это стало причиной появления и распространения стратегии "человечности". Этот путь не гарантирован и вероятностен. Но почему-то мы по нему идём.
Мир усложняется. Потому что "просто" светит Солнце, светит не первый год и не первое тысячелетие. От этого накоплены запасы энергии (уголь, нефть), которые теперь тоже можно использовать.
И всё это куда-то движется...
Если вернуться к началу моих рассуждений (почему все устроено так глупо и решения принимаются не самые умные не самыми умными людьми), то вырисовывается простой ответ: Мы научаемся говорить гораздо раньше, чем нам будет что сказать.
Или: по эволюционным причинам я не могу родить себе внуков. А дети рождаются на поколение раньше... К появлению внуков я уже наполнен мудростью. Но уже не нужно...
Олененок, только-только родившись, уже готов бежать за мамой, а родившийся человеческий детеныш целый год лежит в пеленках, потом долго учится ползать и ходить. Время обучения у человека очень длинное — а это время проб и ошибок.
И вот начинается самостоятельная взрослая жизнь — а треть жизни уже пройдена, за плечами — ошибки, последствия ошибок бывают порой очень тяжелые, а есть еще рефлексия — признание и переживание по поводу признанных ошибок, исправление ошибок...
Оттого ли всё так плохо и неумно, что мозг слишком сложен, и его освоение требует времени? Только малыши научились ходить и перестали падать, как перед ними встают новые задачи — социализация, общение с другими людьми, сверстниками, чужими, а потом запускается ещё одна новая программа, связанная с гормональной перестройкой, снова нужно осваивать новое, осваивать методом проб и ошибок. А там такие пробы и такие ошибки, что родители за голову хватаются...
...А человечество в целом по-прежнему еще только учится ходить, еще только осваивает само себя. Оно далеко от "инерции взрослой жизни". И потому подростковые пробы и ошибки преследуют его...
Как мир помещается в наш мозг, в наш разум - это вопрос не только физиологии, но и философии.
Мозг меньше всего мира, не конгруэнтен миру, потому не способен вместить весь мир. Эта банальная мысль имеет практические последствия (мир непознаваем). Мы познаём мир только через конкретные рецепторы, качество и количество этих рецепторов строго ограничено. То есть мы не способны познать ту часть мира, которая недоступна нам в наших ощущениях, которая остаётся вне нашего опыта.
Но кроме этого, наш мозг и восприятие им мира находятся ещё и в развитии, то есть мозг постигает мир постепенно, оттого мир, непознанный исходно, часто остаётся непознанным до самого конца.
Важно ли, что "в принципе" (сферический конь в вакууме) мы не можем узнать всё? Важно, что "здесь и сейчас" мы многого не знаем, порой даже очень важного, жизненно необходимого. Принятие решения в условиях недостатка данных - это норма. Хотя данных должно быть достаточно, хотя бы чтобы жить. Поэтому выжившие могут считать, что их знаний о мире достаточно.
Наш мозг вмещает всё больше знаний об окружающем мире. Но мы всё равно в Мезокосме, чем больше мы знаем, тем больше узнаём, сколько мы ещё не знаем. И никогда не вместим в себя весь Космос.
20 октября 2022 - 17 апреля 2023
